Николай вдруг рассмеялся.

– Так это все… был сон? А я думал… почему столько нестыковок, несуразностей было в том, что произошло с нами. Я всегда знал…

Он всегда знал, что это просто бред. Кошмар, от которого надо проснуться. И тогда все закончится. Не будет этого серого неба, мутантов из американских комиксов, полубезумных людей – уцелевших, но выживших из ума, считающих последние дни своей жизни.

Он присел на кровати и воспользовался возможностью разглядеть женщину получше. И был вознагражден. Она была как всегда красива. Как в тот последний раз, когда они расстались, думая, что увидятся на следующий день. Даже этот бесформенный халат не мог скрыть ее фигуру. Ее волосы были по-прежнему очень густые, и вся она была именно такая, какой он ее запомнил – как на фотографии в телефоне. Которую он когда-то удалил.

Николай потянулся к ней, но она остановила его жестом.

– Нет-нет. Не так быстро. Иначе упадешь. Попробуй вставать постепенно. Мне сказали, что тебе лучше. Вот я и пришла, – в голосе ее, таком приятном и нежном, звучала тревога. – Ты рад меня видеть?

– Да, – честно сказал он, хотя не мог в этот момент даже вспомнить ее имени. – Как я здесь оказался?

– Ты помнишь, кто ты такой?

– Шутишь. Конечно, помню. Меня звали когда-то Николаем Малютиным. Я жил в городе. Учился на учебе. Работал на работе.

– Жил в жилище и ел еду, – передразнила она. – Это хорошо, что у тебя сохранилось чувство юмора. Ты всегда был странным, Коля. Не от мира сего. За что я тебя только люблю? Другая не стала бы это терпеть. Другая давно сдала бы тебя в сумасшедший дом.

Она сказала это вроде бы шутя, но за фасадом ее слов он почувствовал какой-то странный холод. Хотя, может, ему это показалось? Ведь лейтмотивом было нечто небывалое – радость, без пяти минут счастье. И никакая ложка дегтя не могла этого испортить.

– Но-но. Не обижайся, – она потрепала его по щеке.

– Я и не думаю. Просто не понимаю, как такое возможно. День, когда все началось, я помню буквально по минутам.

– Что началось?

– Конец всему.

– Да не было никакого конца. Был обычный день, как все остальные. Люди шли на работу. Дети шли в школы. Влюбленные шли под ручку, а супруги бранились и ворчали друг на друга.

А ведь верно. Как ни напрягал память Николай, он не мог вспомнить ни одного цельного эпизода. Только фрагменты дней. Но на больших промежутках память пасовала. «Сколько там прошло лет? Пять, десять, двадцать? Не верится».

Он с трудом мог вспомнить, что происходило в начале этого срока, а что – в конце. Один день был похож на другой. И сколько их было?

– О… – она вздохнула, лицо ее выражало тревогу и участие. – Мне говорили про провалы в памяти, про ретроградную амнезию. – Но я не представляла, что все так плохо. Прости.

– Где я? Это Мирный? Как ты там оказалась?

– Я не знаю никакого «Мирного». Это «Склиф». Институт имени Склифосовского.

– Что со мной?

– Ты попал в аварию. Нарушил правила дорожного движения. Сам разбился и разбил машину.

– Чужую?

– Свою. Хотя, учитывая невыплаченный кредит… можно сказать, что чужую. Да и тебе сильно досталось. Врачи собрали тебя по кускам. Тяжелая черепно-мозговая травма. Ты был в коме.

– В коме?

Почему-то он сразу понял, что имеется в виду не республика Коми, где находится город Сыктывкар.

– Когда тебе стало чуть легче, а показатели стабилизировались, ты нес какой-то бред про конец света, про ядерную войну, мутантов, монстров.

– Сколько я здесь?

– Два месяца. Но врачи говорят, что тебе еще месяц придется полежать. И еще полгода уйдет на реабилитацию. А потом ты еще год будешь платить за разбитую машину. – Она усмехнулась, откинула непослушную прядь волос с лица. – Но это лучше, чем отправиться на кладбище.

– Я могу встать?

– Лучше не надо. – В ее чистых глазах он увидел тревогу и страх.

Но он уже вынул иглу из вены и поднялся на ноги.

Пройдясь по холодному полу босиком, Малютин подошел к зеркалу.

Он верил, потому что хотел верить.

Но всегда найдется то, что омрачит любую радость. И сейчас это было чувство нереальности. Нереальным было ощущение покоя, от которого он отвык. Бывает, выпадает один шанс на миллион. Бывает, что беды – сотни и тысячи несчастий – обходят стороной, как пули и осколки, пролетающие мимо. Бывает. Но таких чудес – не бывает.

Это ложь. Крохотная деталь, которой не могло быть, выдавала ее с головой.

– Если ты говоришь правду, и ничего не было… то откуда у меня на лице этот шрам? Я хорошо помню, как он у меня появился. Я получил его, когда бродил еще слабый от лучевой болезни. Без цели, без смысла. И провалился в какую-то яму. Да и сам я слишком седой и морщинистый для двадцати пяти лет. Я вижу себя таким, потому что помню себя таким. И значит, это сон и морок. Да и ты держишься не так, как должна держаться та, которая потеряла и снова обрела любимого человека. Ты ведешь себя, как актриса в кино, причем в плохом российском телесериале по книжке – «ироническому детективу». Все это обман. Тебя нет. А то, что я видел эти годы, весь этот ад – это быль и правда.

– Понятно. – Она спокойно отреагировала на это, будто ждала таких слов. Но ее улыбка вдруг стала злой и холодной. – Ты не хочешь морока? Хочешь правды? Ну так получай ее. «Любимый». Я же тебе сказала, что ты будешь платить за всё. До самого конца.

И исчезла. В комнате вдруг стало темно и холодно. Тени начали сгущаться. За жалюзи вместо дневного света была теперь обсидиановая, антрацитовая чернота.

Николай опять почувствовал себя безмерно одиноким. Зато теперь не было ощущения фальши. Он ведь скорее поверил бы в квантовое бессмертие или в то, что его сознание ученые сохранили в банке данных, а все, что он видел эти годы, было затянувшимся сеансом виртуальной реальности.

Но все было проще. Скорее всего, он сейчас умирал. Например, от гипоксии. И видел яркие галлюцинации, пока мозг отсчитывал свои последние секунды, прежде чем погибнуть без кислорода. Верующий видел бы ангелов. Но он-то ни во что давно не верил.

Да, этот темный мир – реальный и единственный. Каким бы он ни был чудовищным.

«Прощай».

И с этой мыслью Малютин начал просыпаться.

Он не сказал этого слова вслух, но это было и не нужно. «Она» и так все поняла.

– Ты сам выбрал, – усмехнулась та, кого он на краткие мгновения действительно принял за свою любимую из прошлой жизни. Теперь она стояла как призрак в черном, не отбрасывая тень. Да и светильник на потолке света почти не давал.

Теперь «она» смотрела на него, скаля зубы, словно кто-то знакомый, но совсем не родной.