Пальмовые листья и кусты и камешки из пересохших рек, кувыркаясь, с жуткой скоростью летели сквозь мрак. Один такой камень задел колено Нилит; она оступилась – и оказалась прямо на пути шара из сухих трав. Шар сбил ее с ног и до крови оцарапал ей руку.

Направления утратили всякий смысл. Нилит не видела даже то, что находилось в десяти шагах перед ней, и она, к своему стыду, была вынуждена идти за Аноишем. Конь брел вперед, временами спотыкаясь. С яростными ветрами он ничего не мог сделать, однако отчасти закрывал Нилит от песка.

Она поклялась, когда они доберутся до города, что купит ему самую крупную в мире охапку сена, но вдруг ее, словно гром, поразило сомнение. Если они доберутся до города. С начала бури прошло всего полчаса, а Нилит уже была готова, последовав примеру призрака, свернуться клубочком и ждать, когда тебя поглотит песок. Фаразар у нее за спиной сжался в шар, позволяя тянуть себя вместе со своим трупом.

Нилит проклинала свою порывистость. Фаразар – хотя ей хотелось плеваться от одной мысли об этом – возможно, был прав: она действовала неосмотрительно. Она действительно бросалась вперед сломя голову, но до сих пор это всегда срабатывало. Раньше удача была на ее стороне – даже самый приблизительный план всегда приводил к успеху. Даже по следу Фаразара она отправилась, подчиняясь капризу, который возник у нее под воздействием слухов. Карты она запоминала, раскладывала их по фургону, который ехал по Долгим Пескам.

И теперь Нилит упрямо цеплялась за эту удачу, продвигаясь вперед – туда, где, по ее мнению, находился север. Направления теперь определялись только наугад и наудачу. Песчаная буря закрыла собой все.

Первой подсказкой, свидетельствующей о ее правоте, стала маленькая каменная стена, замаскированная под песчаную насыпь. Оступившись, Нилит упала на четвереньки и уставилась на ветхое одеяние, которое оказалось под ее кулаками. Аноиш ткнул в нее мордой, но она похлопала по ней, отгоняя коня прочь. Ткань, наполовину заваленная песком, оказалась шарфом. Нилит вытащила шарф, и он ударила ее по лицу.

– Что у тебя там? – крикнул Фаразар.

Это был шарф. Сжимая его в руках, Нилит двинулась вперед, через рассвирепевшие песчаные облака. Ей казалось, что ее шлифуют, снимают с нее слой за слоем.

Из оранжевой дымки выступило что-то каменное. Нилит прижала ладонь к глинобитной стене, словно мать, которая нашла пропавшего ребенка. Нилит завела Аноиша за стену, где ветер дул чуть тише. Она нащупала еще один каменный бугор, потом еще один. Всего их было шесть, и они сгрудились вокруг крытого колодца. Здесь что-то громко барабанило, перекрывая рев песка и ветра.

Закрыв лицо, Нилит выглянула наружу, чтобы оглянуться. В награду за это она получила целый рот песка, но все-таки успела заметить спрятанную за стеклом лампу, прикрепленную к стене самого крупного здания. Нилит положила руку на рукоять сабли и двинулась дальше, теперь уже прямо против ветра.

– Сюда! – крикнула она Фаразару, который отстал, радуясь возможности укрыться за стеной. Заклинание снова дернуло его, и он угрюмо пошел рядом с ней.

Оказалось, что барабанил ветер, прорывавшийся сквозь знамя. Он надувал его, словно парус, и прорезанные в ткани тонкие отверстия, похожие на улыбки, издавали низкий, вибрирующий звук. Оно, похоже, было вывеской какой-то таверны, и Нилит вдруг пришла в голову мысль о том, что отверстия проделаны нарочно, чтобы издавать звуки в подобных ситуациях. Кажется, тут привыкли к песчаным бурям: лампа была спрятана за грязным стеклом, а рядом с ней была дверь из пальмового дерева и ржавого железа – паруса против ветра. Нилит нащупала ручку, выяснила, что не может сдвинуть дверь с места и забарабанила по ней.

– Помогите! Пожалуйста! – завопила она, а затем, вспомнив аркийский, добавила, – Квиа! Аюн хас!

Дверь сдвинулась наружу, и через узкую щель высунулась тонкая металлическая трубка. Ее «глаз» нашел Нилит, и она инстинктивно подняла руки, морщась под ударами песчинок. Трубу держал в руках худой темнокожий старик; спутанные пряди волос на его голове развевались, словно щупальца. Взгляд у него был безумным, но старика придерживала за плечо крепкая рука: кроме него, за дверью стояла женщина – стройная, с гордо выставленным вперед подбородком. У нее была молочно-белая кожа – как у тех, кто живет в городах-пещерах Эда.

– Нам нужна помощь! Мне, моей тени и моему коню!

Нилит выставила вперед руку с шарфом. Он затрепыхался в дверном проеме, и женщина взяла его.

Труба дернулась в сторону сабли, висевшей у Нилит на поясе. Двумя пальцами Нилит взялась за камень на рукояти и вытащила саблю из ножен, чтобы люди могли ее взять.

– А мой конь?

– Уэла. Шасим, – ответил старик таким басом, что Нилит едва расслышала его за шумом бури.

Старик говорил отрывисто, а его диалект был Ниалит незнаком, но общий смысл она уловила. Коня поставить за домом.

Позади таверны оказалось что-то вроде конюшни, построенной из парусины и дерева. Нилит завела Аноиша в конюшню и привязала его рядом с бочкой, наполненной свежими очистками и кореньями. Затем, положив труп в углу, Нилит направилась к дому. Аноиш довольно захрустел кормом, едва не заглушая рев бури и яростные хлопки ткани.

Фаразар парил у двери, держа ее открытой. Нилит закрыла ее за собой и отряхнулась. На земляной пол полетел каскад песка.

– Прошу прощения, – сказала она, прежде чем поднять взгляд.

Она увидела перед собой небольшое скопление скамей и стульев, и барную стойку; она почуяла запах жареного мяса, и у нее с плеч свалилась огромная тяжесть. Может, все дело было в песке, который она стряхнула с кожаного плаща, но сейчас она впервые за много дней почувствовала себя в безопасности.

Старик уже занял свое место рядом с очагом и столом, заваленным глиняными горшками. Ей ответила женщина, которая стояла за стойкой.

– Можешь не извиняться, – сказала она.

– Ты знаешь общий язык?

– Да. Это необходимо. У нас тут разные бывают. Разные торговцы. В основном торговцы душами. Добро пожаловать в «Пьяный попугай».

– Еда у вас есть? Вода?

– То, чем можем поделиться. Лето выдалось жарче обычного. Много караванов гибнет на Дюнных равнинах.

Нилит это можно было не объяснять. Она нашла стул рядом с барной стойкой, а Фаразар принялся бродить вдоль скамей, все еще прижимая к себе кусок ткани.

– А как насчет постели? – спросила Нилит.

– Ай! А ну встань! – рявкнула женщина, как только светящийся зад Фаразара коснулся скамьи.

– Что-то не так?

– Таких, как он, обычно и в город не впускают, а в мою таверну – тем более. Но