Бела. – Хозяйку уже тошнит от твоего вида?

Я улыбнулся так мило, как только мог.

– Нет. Более того, я сам попросил, чтобы меня отправили обратно. Боялся, что бедняга Векс умрет во второй раз – от ревности. И, кроме того, я соскучился по Кону. Ну а вы… Можете пойти и трахнуть себя медными ложками.

Повисло неуютное молчание, а я, ухмыляясь, погрузился в свой альков. Остальные призраки, как и Векс, не знали о папирусе, спрятанном в кармане моего балахона. Я был не в том настроении, чтобы с ними спорить. Я знал, что я выше их.

Мне хотелось вытащить свиток и получше разглядеть символы, проверить, не обманывает ли меня старая кошелка. Придется получше выучить аркийский, иначе я не выдержу еще несколько недель рабства. Бела посмотрела на меня, а я фыркнул. Я ни на минуту не задержусь в зловонной дыре под названием «Аракс». Я вернусь домой – более мертвый, чем раньше, но свободный. В Крассе я стану не первым свободным призраком. Да, их там немного, но, с другой стороны, я всегда был чужаком, одиночкой. Возможно, мне даже понравится мое новое состояние.

Я ждал, наблюдая за тем, как солнечный свет в лестничном колодце из желтого становится оранжевым. Еще несколько призраков присоединились к нам. Они с любопытством поглядывали на меня, но молчали, видя, как другие качают головами.

Когда происходящее им наскучило, они закрыли глаза и притворились спящими, и тогда я пригнулся и принялся искать подходящий тайник для папируса. Мне удалось найти небольшую щель между каменными плитками; на первое время сойдет, а потом я подыщу что-то получше.

С тех пор как я побывал в саркофаге, я научился погружаться во что-то, похожее на сон. Это был единственный плюс наряду с целой горой несчастий. Я говорю «сон», но это состояние было больше похоже на транс; я погружался в свои мысли, заглушая все звуки, окружающую обстановку и – что лучше всего – ход времени, которое ползло с такой неохотой. За последние несколько ночей я научил сознание не проваливаться в темные пропасти, как это произошло в каменном гробу. Я обнаружил, что теперь могу думать о менее мрачных вещах.

В этот транс я и погрузился, обдумывая слова вдовы. Мое воображение подчеркнуло облик Хорикс, превратив ее лицо в шарообразную массу морщин, похожую на складчатый черный камень на склонах вулканов Разбросанных Островов. Я вспомнил, как вдова упоминала о фанатиках, и пожалел о том, что я упустил шанс что-то выведать о них. От предупреждений Башт никакого толку, если их ничем нельзя наполнить. Мне по-прежнему требовался контекст.

Я сказал себе, что со временем у меня все будет, и подумал о том, что вдова обещала мне свободу. Я представил себе, как Темсу в цепях тащат на эшафот, чтобы повесить или побить камнями за душекрадство…

Глава 20. В бурю любой порт хорош

На Дюнных равнинах опасна не только фауна пустошей и солончаков – дюнные черви, костяные лисы, ядовитые жуки, разбойники и тому подобное, но и сами силы природы. Дюны постоянно меняются, поэтому составить их надежную карту невозможно. В земле полно разломов и отверстий. В отдельных местах Дюнных равнин дождя не было уже сто лет. Во всех Дальних Краях не найдешь другого уголка, который столь же упорно и ожесточенно оказывает сопротивление людям. Эта страна предназначена для мертвецов, пусть они ее себе и забирают.

«Прекрасный край: путеводитель по Дальним Краям»

Мир скособочился. Дюны, кустарники и солончаки ползли так, словно падали сквозь песочные часы. Время не шло равномерно, а летело комками и рывками. Только что она смотрела на залитые лунным светом кусты и соль и думала о том, куда спряталось солнце, а миг спустя открывала глаза и видела голую пустыню, красную и пятнистую, или далекий холм, цепляющийся за край мира.

Часы пролетали мимо нее. Даже постоянное пульсирование боли почти не изменялось. Это был своего рода исцеляющий сон, и пусть даже тряска прерывала его, постепенно он делал свое дело.

Нилит уже привыкла дремать, прижавшись к спине Аноиша. Ей пришлось это сделать, ведь только так она могла поспать, не останавливаясь. Она не сразу смирилась с постоянным движением его мышц и лопаток, но усталость ей в этом помогла.

Даже Фаразар казался измотанным. Может, он и получил душевную травму, но продолжал плыть за ними на невидимом поводке. Нилит радовалась, что после побега из Абатве он не проронил ни слова. Ей было нечего ему сказать.

Нилит могла думать только о том, как шкворчит кожа, и – хотя бы на этот раз – не ее собственная. Закрыв глаза, она все еще видела, как поджаривается и покрывается волдырями кожа на лице Кроны. Нилит решила, что Крона получила по заслугам, но все же произошедшее было просто еще одной линией на песке. Она надеялась проделать этот путь скрытно и быстро, но повсюду ее ждали препятствия, и повсюду ей приходилось убивать. Отчаяние превращало ее в человека, который ей совсем не нравился.

Все утро, когда бы она ни поворачивалась к небесам, она замечала кружащую над головой черную точку. Скорее всего, это был стервятник, но иногда Нилит была готова поклясться, что это пустельга или ястреб. Дважды она вяло махнула ему рукой и предложила вернуться, когда она уже умрет.

Она сжала зубы; Аноиш перепрыгнул через камень, заставив ее голову больно ударится о его спину. Нилит похлопала коня по боку. Она слышала, что его дыхание становится все тяжелее.

Пришло время снова выпрямиться. На это ушло время, но все-таки она, упираясь кулаками, сумела сесть. Ее спина хрустела во множестве мест, ее грудь онемела, а руки безвольно повисли, но даже до того, как растереть их, она прежде всего оглянулась.

Утреннее небо было чистым – ни облачка, ни дымки. Ничем не сдерживаемые лучи солнца выжгли весь сапфировый цвет, превратив его в бирюзовый. Если не считать ссутулившегося Фаразара, на горизонте ничего не было. Ни одной темной точки. Нилит почувствовала, как напряжение выходит из нее. Солнце клонилось к западу. Скоро жара начнет спадать.

Она обвела взглядом дюны, разыскивая поселение или место, где можно спрятаться. Жестокосердные солончаки поблескивали, словно в них есть вода, но среди них она не увидела ни одного скопления камней.

Нилит задумчиво стиснула зубы и почувствовала, что на них налип песок, а затем начала осторожно ощупывать свое лицо. По крайней мере, зубы перестали шататься. Отек под глазом постепенно возвращался