Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместо ответа Нилит несколько раз взмахнула клинком – на пробу – и поморщилась, когда ее суставы запротестовали.
– Ну я ведь пока жива.
– И тебе еще нужно пройти много миль. Сколько дней у тебя на то, чтобы меня заколдовать?
Восемнадцать дней. Будь у нее время и желание, Нилит, вероятно, могла бы сосчитать даже число часов. Она представляла себе, что не успеет пересечь финишную черту, и все, что она получит в награду за труды и пережитый ужас – это облачко голубого дыма и вонючий труп. Далеко не тот результат, о котором она мечтала.
– Несколько недель.
– Достаточно для того, чтобы совершить ошибку. Почему бы просто не дотащить меня до ближайшей лужи с водой из Никса? Почему тебе непременно нужен Великий колодец?
– Все должно быть сделано правильно. Ты это знаешь.
Доводы у Фаразара закончились. Он сдвинулся так, чтобы она пропала из его поля зрения, и принялся глазеть на луну. Нилит вернулась на свое место рядом с Аноишем.
Положив меч на колени, она следила за призраком из-под прикрытых век. Сон не тревожил ее. С нее было уже довольно. Сейчас она была настороже и с подозрением заглядывала в завитки паров на черепе Фаразара, рассматривала пряди его темно-синих волос и представляла себе, как он строит коварные планы.
Нилит выплюнула песок и сжалась в комок, чтобы укрыться от горячего ветра. Фаразар оглянулся через плечо. Его единственный глаз свирепо посмотрел на нее, а затем снова повернулся к светящимся небесам. Нилит еще крепче сжала рукоять меча. На это она рассчитывала. В тот миг, когда ее нож перерезал ему горло, Нилит уже знала, что Фаразар станет обузой. Она могла бы в любой момент вырезать ему язык медным клинком, но, с другой стороны, его наполненные ненавистью слова заставляли ее быть начеку, не давали ее решимости угаснуть и напоминали ей о том, почему она вообще затеяла все это путешествие. Кроме того, она получала особое удовольствие, подкалывая пленника и объясняя ему, насколько он неправ.
Возможно, Фаразар прав. Возможно, во всем этом был урок – тот, который она хотела преподать ему, пока не поздно, те слова, которые он не стал бы слушать, пока был жив. Это был бы более приятный конец, но для того, чтобы закончить начатое, у Нилит не было необходимости что-то втолковывать Фаразару.
Ее большой палец зашуршал, скользя по наточенному лезвию сабли.
Фаразар либо солгал, либо ошибся, но, как бы то ни было, песчаная буря началась на заре. Оранжевая полоса на восточном горизонте помчалась по просторам, словно горный хребет, который кто-то вырвал с корнем. Башни из пыли закручивались над ней, словно цепкие лапы. Кое-где сквозь клубящиеся облака пробивалась желтая раздвоенная молния, обнажая их внутренности и раскатывая гром по всем Дюнным равнинам.
Нилит спряталась за камнем и вытерла лицо. Рот и нос она замотала тканью, но глаза остались незащищенными.
– Ты же говорил, что песчаной бури не будет.
– Я сказал, что она вряд ли будет.
– Здесь нельзя оставаться. Нас завалит песком!
– Хочешь отправиться туда, на равнину?
– Ночью там появились огни. Я их точно видела!
Нилит знала, что между Араксом и Лестницей есть несколько небольших поселений. Существовал крошечный шанс, что это было одно из них.
– Это мираж. Или каменоломня – та, хозяева которой в один миг закуют нас с тобой в железо и медь. Или это были костры алчных кочевников, которые мечтают по-быстрому разжиться самоцветами. Нет, я и с места не стронусь.
– А тебе-то что? – Она посмотрела на его сгорбленные плечи; они ярко сияли в тех местах, где песок пробил их пары – то есть, если честно, повсюду. Укрыться за стеной он отказывался, ведь при этом он оказался бы рядом с ней.
– То, что в воздухе медная пыль. Она словно иголки, которые пытаются зацарапать меня до смерти, превратить в ничто. Я бы предпочел не топать сквозь песчаную бурю и терпеть все это в течение многих часов.
Нилит была уверена, что утром заметила что-то на северо-западе, но существовала вероятность, что она ошиблась. Это мог быть бродячий призрак или кочевники, или даже караван душекрадов – и все-таки Нилит подавила в себе сомнения, стремясь доказать Фаразару, что он неправ.
– Ну, значит, не повезло тебе. Потому что мы уходим.
Аноиш, пустынный конь с ресницами, как у верблюда, и с широкими копытами, не стал сильно капризничать, когда Нилит побудила его к действию. Тем не менее она оторвала еще кусок ткани, в которую был замотан труп, и обернула морду коня. Прикрыв глаза примитивным козырьком, Нилит протянула остаток ткани Фаразару.
– Держи. Замотайся в нее.
Фаразар с неохотой взял ткань и накинул ее на плечи, словно плащ. Он все еще не встал, но, когда Нилит отвела коня достаточно далеко, Фаразар решил, что лучше он пойдет сам, чем его будут тащить по песку.
Идти было тяжело и до того, как налетела песчаная буря, а теперь ветра из ее авангарда подняли песок и швырнули его в Нилит и Фаразара. Шары из сухих растений летели, словно снаряды из катапульты. Один из них попал Аноишу в бок; шипы оставили за собой кровавые царапины, но конь упорно шел вперед.
С каждой милей, которую они брали с боем, песчаная буря записывала на свой счет десять. Довольно скоро далекая оранжевая полоса превратилась в гигантскую массу, которая была даже выше Небесной Иглы. Ни на секунду не замирая на месте, она раздувалась и вздымалась, словно капля охряной краски, расплывающаяся под водой. Нилит слышала басовитое рычание камней и песка, перекрывавшее животный вой ураганного ветра.
– И где твои сраные огни, жена? – крикнул Фаразар.
– Впереди!
Они прошли еще милю, прежде чем песчаная буря налетела на них. Стена нагруженного песком воздуха и ветер заставили их опуститься на колени, тянули за каждый свободный клочок ткани, за каждую прядь волос. Чтобы преодолевать порывы ветра, Нилит пришлось идти под углом к ним. Она закрыла лицо обеими руками, однако песок все равно летел в ее рот и ноздри. Она почти задыхалась, но все-таки втягивала в себя тонкие струйки воздуха через плотно сжатые губы. Если ее ноги стояли на одном месте слишком долго, песок начинал их проглатывать. Когда же Нилит, набравшись храбрости, приоткрывала один глаз и смотрела через щели между пальцами, она видела разъяренный и бушующий оранжево-коричневый мир – темный, словно сумерки.