Спец левой рукой потер грудь.

– И дуэлей устраивать не надо, ждать, пока он вынет оружие, повернется лицом – это дурость и больше ничего. Даже не глупость, а дурость.

Есть возможность выстрелить в затылок – пали! И даже не задумывайся, хорошо это или нет! Потому что, если задумываться, не надо было сюда идти!

Убивать всегда нехорошо, и есть очень много чистоплюев, которые тебе про это охотно расскажут. И они же осуждают врагов, предателей, требуют для них высшей меры! Но... Чтобы они сами подыхали! Здесь вынесли приговор, а он там сразу и помер. А гады не хотят подыхать, они очень живучи, потому что других в землю кладут и их жизни в себя всасывают... Так что приходится кому-то работать... Как в любой работе, тут своя техника безопасности, и ее надо соблюдать.

Макс кивнул.

– Я это все понимаю. А как на месте выйдет – не знаю. Тренировки – это одно, а взаправду – совсем другое...

– Верно. Вот у напарника твоего все хорошо выходить будет. Гораздо лучше, чем на тренажере.

– Почему?

– Не знаю. Вернее, объяснить не могу. Но попомнишь мое слово!

Только...

Савченко на миг задумался, словно взвешивая – говорить или нет. Но потом решился и наклонился к уху ученика, как недавно начальник ОУЦ.

– Скорей всего не придется вам этим заниматься. Отдел "Л" решено не создавать. Там, наверху, посчитали, что это незаконная деятельность, нарушающая международное право. Как будто те гады ничего не нарушают!

– Это точно? – опешил Макс.

– Да. Только никому ни слова, пока вам официально не объявят.

– Вот оно как... Может, и к лучшему... Честно говоря, мне не по душе это дело, если взаправду.

– Ну, назад уже не отыграешь. Ты получил такую специальность, что делать дело все равно придется. Не сейчас, так через пять лет, десять, не в одном подразделении, так в другом.

Видно, лицо у Макса изменилось, и Спец не захотел омрачать последние минуты общения. Улыбнувшись, он хлопнул начинающего Терминатора по плечу.

– Хотя, может, и обойдется – в жизни всякое бывает! Давай, беги к вертолету, а то опоздаешь!

Из глухого чрева транспортного вертолета не определишь ни направления полета, ни маршрут. Через три часа грохота и мелкой вибрации они, щурясь, вылезли на бетонку подмосковного военного аэродрома. И вновь окунулись в обычный человеческий мир. Оба получили десятидневные отпуска, причем Карданова неожиданно вызвали к замначу Школы по тылу и вручили ключи от двухкомнатной квартиры, чему он был несказанно удивлен. С жильем в Комитете было получше, чем везде, но обычно точкой отсчета становилась однокомнатная хрущевка где-нибудь на окраине, полученная через трипять лет службы. А тут сразу, почти в центре, рядом с метро и сразу две комнаты. Фантастика!

– За что тебе вдруг? – оскорбленно спросил Прудков. – Опять за учебу и показатели? Так за это оценки повыше ставили! Квартира-то при чем?

Жить-то всем где-нибудь надо! А ты опять за мой счет!

Карданов почувствовал, что напарник его откровенно ненавидит.

– Почему за твой? Ну, хочешь, давай вместе там жить будем!

– Ну да, молодец. Все будут знать, что Прудков в улучшении жилищных условий не нуждается и квартиру ему давать не надо! Так и останусь у тебя вечным квартирантом! Хорошо придумал, спасибо! – с горечью ответил Прудков, и его новое лицо, лицо Макса, приняло выражение обиды, характерное для Генкиной физиономии. Будто сквозь маску проступил подлинный облик.

Когда отпуск кончился, Карданову и Прудкову объявили, что создание службы "Л" отложено на неопределенное время, а им предстоит другая работа. Гораздо более серьезная, конспиративная и ответственная. Это удивило обоих, ибо они считали, что более серьезной и ответственной работы попросту не существует.

Тиходонск, 11 февраля, 12 часов 40 минут, минус три, солнце.

– Ты просто не понимаешь, о чем идет речь! Не о Лапине, не о наших к нему претензиях. – К, разговаривал с Юмашевым как строгий, но доброжелательный учитель интерната для умственно отсталых с двенадцатилетним дебилом.

Они гуляли по Левому берегу, там же, где два дня назад Юмашев обсуждал с Тимохиным судьбу Тахира. Если это можно было назвать прогулкой.

Встречу назначил К., но вывез его сюда Юмашев. За прошедшие сорок два часа здесь ничего не изменилось. Тот же чистый, с речным запахом, воздух, те же проволочные остовы зонтиков, тот же плотный, укатанный ветром снег, на котором еще можно разобрать две цепочки полустертых следов. А в городе, раскинувшемся на противоположном берегу, изменилось многое. Недаром километровый отрезок пляжа с трех сторон блокирован черными джипами. Кроме штатной охраны, Тимохин задействовал и боевиков. Хотя после событий прошлой ночи, когда застрелили Кондратьева и убили или захватили почти всех авторитетов тахировской группировки, вероятность мести существенно снизилась. Точнее, отодвинулась на неопределенное время.

– Меня интересует другое. Как вы пробили блокаду? Что он сказал? Дословно. Кто при этом присутствовал? Как процедура фиксировалась?

К, остановился и впился высасывающим взглядом в зрачки банкира. Он знал, что умеет вселять в сердца людей страх, даже когда звериные уши прикрыты шапкой. Потому что биоволны прямой и вполне реальной угрозы исходили от него постоянно. Сейчас поток отличался особенной силой.

Но банкир стоял на своей земле, в окружении своих людей. Бывают моменты, когда авторитет и могущество чужака не стоят ничего, если он не может немедленно и эффективно защититься от грубого физического насилия: выстрела, удара ножом, наброшенной на шею удавки... Сейчас как раз выдался такой случай.

– Ты ведь один здесь? – спросил Юмашев.

Только очень далекому от мира спецслужб и криминала человеку этот невинный вопрос мог показаться и в самом деле безобидным. К, посмотрел на банкира по-новому, с интересом, и усмехнулся одним уголком рта. Юмашеву померещилось, что если губа отодвинется дальше, то выглянет длинный и острый волчий клык. Эта усмешка показала, что с К, не следовало так говорить. Он никогда не оставался беззащитным. Никогда и нигде.

– Хочешь спустить меня в прорубь? – казалось, у него даже улучшилось настроение. – И списать под какую-нибудь легенду?

Улыбка стала шире, но клыки не показались. Пока. Руки он держал в карманах. При посадке в машину его незаметно проверили детектором, и металла массой больше пятидесяти граммов не обнаружили. Но дело не в металле. «Если сердце из железа, и деревянный кинжал хорош», – говорят грузины. Стилеты из особо прочного дерева не раз использовались наемными убийцами, да и взрывчатку детектор не заметит. Правда, уровень К, не таков, чтобы подрываться с недругом. Да и повода особого пока нет... И все же Юмашев испытывал сильное беспокойство.