Хлыщ тоже думал. Он понимал, что грузила – это оружие. Вдруг пацан не так сильно привязан к девчонке? Наделает глупостей. А вокруг шныряют яхты. Не разойдешься. Дурацкая вышла затея. Слишком много народа. Был бы мальчишка только с этой девахой – вообще без проблем. Еще и с девахой напоследок можно…

– Я иду за поясом? – переспросил Димитрос.

Над судном повисла пауза, наполненная веселой музычкой с трюхающего вдалеке теплоходика.

«Загнать этих лишних, что ли, в кубрик и там перестрелять? – лихорадочно соображал Хлыщ. – Пусть пацан реально пересрет. Посговорчивее будет».

И кивнул сбившимся в кучку теткам:

– Вы все! Марш в каюту!

…Мне очень не понравился холодный прищур его глаз. Обычно участь ненужных свидетелей печальна.

Машка рассудила так же. Она вдруг шагнула вперед и вкрадчиво сказала:

– Погоди. А если я предложу тебе что-то получше, чем какой-то затонувший корабль? В обмен на наши жизни?

Все, включая мужика, уставились на Машку в недоумении.

– Что ты можешь предложить? – хмыкнул он.

– То, что легко продать, в отличие от старого клада, с которым ты намучаешься. Антикварка – тяжелый товар. Даже если удастся что-то со дна поднять, а это не факт.

Хлыщ про себя с бабенкой согласился. Со старыми цацками может выйти непруха. Тут надо знать надежного барыгу. Самым надежным на острове был Ионидис. А в Афинах для него – темный лес.

– Хорош сиськи мять! Что у тебя есть? – процедил сквозь зубы Хлыщ, дивясь людской тупости.

Как можно не понимать, что теперь он возьмет все? Палец ей щипцами зажмет. Или шейку рукой придавит, чтобы не вздохнуть. И выложит как миленькая без всяких условий. Перед смертью.

Димитрос тоже не понимал, о чем толкует Машка. А главное – зачем. Нет на судне ничего ценного, да и не будет такой торговаться. Но Машка держалась уверенно.

– Расклад такой, – сказала она. – Про это никто не знает. Возьмешь и тихо на своей моторке отчалишь – никто и не узнает. Пока хозяин хватится, ты уже с острова свалишь. Но если оставишь тут гору трупов, тебе не выбраться. Свои же вычислят. Мы обещаем про тебя молчать.

– Прямо как могила? – хмыкнул Хлыщ. Он никогда не забывал наказ учителя.

– Объясняю. Мы тут солидные люди с солидной репутацией. Полиция узнает – затаскает. Пока разберутся! Не отмоешься. Улетим с острова еще вперед тебя. Живые мы тебе выгоднее, чем мертвые. Идет?

– О чем базар? – потерял терпение Хлыщ.

Он отметил, как похоже уговаривают его эти русские тетки.

– Сейчас покажу.

Машка шагнула к трапу в каюту.

– Э! Ты куда?

– Не бойся, у меня там нет пистолета. И мобилу я тебе отдала.

Хлыщ подхватил Алекс и, по-прежнему уставив дуло ей в бок, подошел к трапу понаблюдать, что будет делать Машка.

«Весь план мне испортила, – вздохнул про себя Димитрос. – Теперь он точно всех убьет».

– Подождите одну минуту! – крикнула снизу подруга.

Мы вытянули шеи.

Анубис скрючился в крошечной норе под корнем дерева. Вдыхал рыжую сухую пыль, отмахивался от кусачих муравьев. И злился.

Раньше, чем стемнеет, отсюда не высунешься. Стражники везде его ищут. А самое главное – куда идти?

Египетский бог удачи от него отвернулся. Не ту жертву он ему принес, вот что. Надо было корову. К людской крови его бог уже привык.

А ведь мог и деньги хорошие взять, и поквитаться.

Анубис свернулся покрепче: колени уперлись в подбородок. И подумал, что именно так он и лежал в утробе матери, когда она уплывала отсюда в Египет. В тесном деревянном сундуке.

Один из гребцов ее пожалел и на корабле спрятал. Выходить днем не велел. Только ночью. Поесть там, нужду справить. А что она беременная, мать не сказала.

Искали ее тогда по всему острову. Хотели жестоко казнить. Так она рассказывала. А сейчас, когда он сам на Крит попал, вдруг засомневался: не приврала ли мамка? Кефтиу ленивые – это да. Все что-то рисуют, поют, танцуют. Но живьем никого не сжигают. Крови боятся. Дикари.

Мать приплыла на Крит в надежде заработать. Одна из лучших травниц Египта, она привезла с собой настойки, отвары, порошки. Для лечения. Но пригодились и для другого. Одной ее подруге, женившей на себе местного фермера, надоел муж. Мать дала ей зелье, да так удачно, что никто ничего не заподозрил. Выпил мужик вина и упал лицом в деревянный стол. Бывает. Тут и другие клиентки подтянулись. Дело пошло. А однажды пришел к ней какой-то знатный кефтиу, богатый. Тоже яду хотел купить.

Наверное, для надоевшей жены. Иначе чего он на мать набросился, изнасиловал, а потом стражникам на нее донес? Так она говорила.

После путешествия в сундуке мамашка еле разродилась. Только все его сверстники росли. А он – нет. Сколько издевательств вытерпел! Тычков!

Пока у мамки новый сожитель не появился. Они с товарищами богатых купцов на дорогах грабили. Посмотрел он, как на улице мальчишку лупят, подозвал к себе и дал ему нож.

– Еще раз подойдут – ударь самого наглого. Сильно ударь. Вот так!

И показал.

Он и ударил. Только не рассчитал. Тот возьми и помри.

Из города пришлось сбежать – к дружкам мамкиного ухажера. Там он всему и научился. Скоро к Анубису очередь стояла из заказчиков: никто так ловко и жестоко не мог убить врага и уйти от погони. На мальчишку кто подумает?

Анубис денег подкопил – и на Крит. Была у него мечта: пустить кровь неведомому папаше. Так, чтобы помучился. Не ему же одному… Тут и заказ хороший подоспел. Среди богатых повертеться, поискать. Мать, хоть ничего про отца и не рассказывала, а про одну примету проговорилась. Ему бы только его увидеть! А теперь…

Как бы самому не пришлось в сундуке на родину возвращаться.

Нет, надо все же идти к хозяину.

Анубис выглянул в щель из-под корня и отпрянул: у самого носа прошмыгнула оранжевая, будто всполохи огня, ящерка. Темнеть только начинало. Надо еще подождать…

«Если мальчишка не придет, ничего не получится, – думал Гупан, прячась за пустой ларек на причале. – Слово против слова».

Его люди дежурили здесь весь вечер. Один изображал подвыпившего грузчика. Двое других резались на причале в монетки. Жизнь в порту затихала, но Анубис не появлялся.

Наконец, когда совсем стемнело и матросы разбрелись по кабакам и борделям, а луна боязливо выглянула из-за туч, Гупан увидел то, чего так долго ждал. На пустой набережной под светильником скользнула быстрая тень.