Нелли протянула руки Владимиру, и он обнял ее, повел в медленном, плавном танго. Валентина и не знала, что он танцует… Редактор, опершись локтями о стол, беседовал с Чередниченко, Сорокапятов напыщенно объяснял что-то Капустину, который смотрел на него с подобострастной улыбкой, женщины образовали свой щебечущий кружок. Валентине было душно, к горлу подкатывала тошнота, она вышла на веранду. Глухо шумел в ночи сад. Окно из кухни было приоткрыто, за ним переговаривались Зинаида Андреевна и жена редактора.

— Пирог вышел удачный, значит, к добру, — говорила Сорокапятова. — А Капустиха-то вырядилась! Толста, матушка, и нашила столько оборок! Никитенчиха вовсе не имеет вкуса, деревенщина и есть деревенщина, я у нее давно не шью. Как вам понравилась моя Нелличка, правда, красавица?

— Правда, правда, — с восторженным придыханием отозвалась редакторша. — Мужчины от нее без ума, особенно Владимир Лукич.

— Что вы! — довольным голосом возразила Зинаида Андреевна. — И слушать об этом не хочу. Хотя, если по правде, моя Нелличка больше ему под пару, чем эта серая курица. Тоже мне, корреспондент!.. Терновка, конечно, не столица, да уж пускай лучше дома Нелличка устраивает карьеру, чем где-то в Средней Азии… Идемте, пора подавать чай.

Валентина поднялась, чтобы уйти, но из темноты веранды выступил Никитенко — за столом он молчал, то и дело наливал себе в стопку. Вышел давно, Валентина полагала — домой. Оказывается, здесь. Курил, дремал?

— Слыхали? — кивнул на окно кухни. — Это про мою мать — деревенщина. Сколько шила бесплатно… И я, выходит, деревенщина, в женихи уже не гожусь. Знал ведь, чуть что — выпихнут. И не вспомнят.

— Вам лучше домой, Петр Петрович.

— Успею, — пошатнувшись, он тяжело сел на ступеньку, недобро хмыкнул. — Вот вы меня разделали в своей статейке, и что? Открыли новое для кого-то? До вас жили, как хотели, после вас будут жить… Был Петро Никитенко честным человеком, а как спутался с этим… мол, тебе почет, а мне на кой черт… Дочкой своей приваживали, — все более невнятно бормотал он. — Кушали заливное? — вдруг вскинул чубастую голову. — Заметили, из одних куриных ножек. А кто кур поставил и прочее? Тот же дурень Никитенко. А дочка-то — тю-тю! Другого женишка, значит, ей подыскали… Тюха ваш муженек, вот что могу сказать. Лопух, не ему с ними тягаться. Вот Яковлевич — тот видит… Я еще выпью! — поднялся он. — Спляшу! Так легко они от меня не отделаются! — Шагнул с веранды в коридор.

Тогда, двадцать пять лет назад, не спала почти до утра и сегодня вновь не спит Валентина: что все-таки случилось в Яблонове? Почему оказался там Иван Дмитриевич? Почему его и Свету забрала к себе Шулейко? И так болит почему-то сердце… всю жизнь ее сердце по ком-то болит.

17

Утром Валентина еле дождалась физика: у него был третий урок, явно не спешил Ванечка. Наконец пришел.

— Что там случилось? — метнулась к нему Валентина.

Он смущенно помялся:

— Светлана вьюшку закрыла не вовремя. Чуть не угорела.

Валентина опустилась на стул:

— Вот оно что… Чуяло мое сердце.

— Да нет, она не нарочно. — Ванечка растерянно крутил в руках очки, веки у него были воспалены — от недосыпания и ветра. — Я и десяти минут дома не был, сразу побежал обратно, в Яблоново. Прихожу — у нее в окне темно. Послушал у щелки — дышит… Сел около двери, так, на всякий случай. Через какое-то время слышу: вроде что-то пробормотала во сне… Потом пришла эта старушка, учительница. Даже испугалась меня сначала, — торопливо рассказывал он. — «Сторожите?» — спрашивает. «Да вот…» И не знаю, что ей сказать. «Ну, тогда хорошо». Не успела она уйти, явилась Анна Афанасьевна. Сразу к двери: «Не чуете, угаром пахне?» Мы сломали запор, в комнате — угар. Быстро пришла в себя, недавно заснула-то… Ну, Шулейко забрала нас, не пущу, говорит, с глаз своих никуда, а то еще чего понаделаете. — Он помялся, надел и снова снял очки, добавил: — Света сказала, что придет к вам послезавтра. У нее свободный день. Пусть, мол, не беспокоится…

У Валентины не было сил отвечать, так стало страшно: а если бы не Шулейко? Не Ванечка? Весь этот день работала с трудом, болела голова, кололо в боку, сдавливало дыхание… Казалось, уроки никогда не кончатся. Спасибо Евгения Ивановна отпустила с продленки:

— Я проведу занятия. Вам же Алену собирать.

Валентина не смогла бы и Алену приготовить в дорогу, так плохо себя чувствовала. Выручила тетя Даша, собрала все, что нужно, помогла Алене упаковать ее вместительный рюкзак, не менее вместительную сумку: у Валентины достаточно было запасено в погребе солений и варений.

Под вечер прискакал на своем «газике» Бочкин — давно он не был у них, названый дядя Алены, Василь Василич. Редко стал бывать… видимо, чувствовал себя у них неудобно, раз не тянуло, как прежде, чуть ли не каждый вечер. Валентину и огорчало это и радовало невольно: ей тоже неловко было разговаривать с Бочкиным, как ни странно — неловко.

— Это тебе, крестница! — бросил на стол в гостиной две пылающие рыжиной лисьи шкурки. — Охотником заделался! Чуть свободная минута, мчусь на охоту! Не ожидал, что в нашей Терновке развелось столько зайцев и лис! — слишком оживленно шумел он. Пытается объяснить, почему не бывает… Милый Василь, ясно же почему.

— Ой, какая прелесть! — утопила руки в пушистом мехе Алена, далекая от тех мыслей, которые одолевали Валентину. — Дядя Вася, вы просто чудо! — расцеловала его в обе щеки. — Это же сейчас самое модное! И воротник и шапка! Бабушка Даша, только взгляните! У нас все девчонки о таком мечтают!

«Сколько же эта девочка согревает одиноких сердец», — глядя на сияющие лица Бочкина и тети Даши, думала Валентина. Но и сколько людей ее обожают, балуют!

— Кстати, Валя, у меня сюрприз для тебя, — улыбнулся ей Бочкин. — Валерия наша приезжает, завтра или послезавтра, звонила мне в редакцию… А я ведь не только к вам, был на сахарном, у Огурцова. Шумит мужик. Шумит. Нахальноват, не очень-то считается с авторитетами, но, кажется, дело знает. С планом порядок, давно уж такого не было. Люди, насколько я понял, прислушиваются к его словам… Ну, мне пора, у меня, как всегда, номер!

Валентина еле уговорила его немного поесть. Сели в кухне, у теплой печки; Валентина борща налила, положила Василю жаркое. Смотрела, подперев ладонью, как он ест — торопливо, но не жадно. Работник, вечно спешит, вечно не успевает…

— Аллочка что, замуж собралась? — отодвигая тарелку, спросил Бочкин.

— Трудно сказать, Вася… Похоже на то. Чаю? Компот?

— Все равно, — он посмотрел на Валентину, перевел взгляд к окну. — Хорошо