Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночью ей сделалось плохо. Володя испугался, поднял хозяйку, та, видимо, шепнула ему, в чем дело… Володя будто освободился от злых чар, он вновь стал таким, каким знала и любила его Валентина, нет, даже более чутким, более внимательным, более влюбленным…
Первого своего ребенка они не смогли уберечь. Кого винить в этом? Самое себя? Обстоятельства? Так уж сложилась судьба.
11
Приехала на каникулы Алена, и все вокруг стало для Валентины праздничным. Просыпаясь утром, она тихонько шла в комнату дочери — послушать ее дыхание, поправить сползшее одеяло, просто коснуться мягких Аленкиных волос. В кухне уже хлопотала тетя Даша, Валентина могла спокойно выпить чаю, приготовить что-либо из Алениных любимых блюд. Владимир, большой, неловкий, ходил на цыпочках, на губах его теплилась неясная улыбка, и для него появление дочери было праздником… Вместе выходили из теплых комнат в студеность раннего февральского утра. Володю ждала возле калитки машина, однако он задерживался на крыльце, брал Валентину за плечо, всматривался в ее лицо…
— Что ты, Володя? — говорила она, счастливая его вниманием.
— Ничего, Валюша. — Улыбаясь, он целовал ее и торопился к машине, очень высокий, чуть сутулый, но нестареюще-энергичный. Что-то молодое, яркое возрождалось в них обоих, словно им снова было только по тридцать, жила в них огромная нежность друг к другу, к тому милому существу, которое оставалось за теплыми стенами дома… В довершение полной иллюзии в окно на них смотрела тетя Даша. Алену нянчили другие старушки, в том числе и баба Гапа, но тетя Даша проводила всякую свободную минуту с девочкой, смотрела за нею, как не каждая бабушка смотрит за своей внучкой.
В школе и на уроках все удавалось Валентине, радовало ее. Четверть началась недавно, ученики, отдохнув во время каникул, занимались охотно. Рома Огурцов — и тот вел себя активней, заметно старался, но главное было не в этом: в классе он уже не был отколотым камнем, не держался наособицу. К Дню Советской Армии Валентина готовила с четвероклассниками литературную викторину по стихам советских поэтов о войне. Десятый «а», во главе с Костей Верехиным, «заболел» очередным занятием клуба «Бригантина»; читали новую повесть белогорской писательницы Стаховой, тоже о войне, волновались, спорили, привлекая в третейские судьи Валентину. Она прочла небольшую эту повесть. «Девушка в шинели», о короткой жизни и гибели военной девушки-повара. Повесть тронула чем-то чисто женским, какой-то мягкой искренностью… А десятиклассники спорили, герой была эта девушка или не герой.
— Господи, мама, до чего вы все здесь наивные, — рассудила, выслушав рассказ Валентины об их спорах Алена. — Ну, конечно же, эта девушка была никакой не герой. Просто выполнила свой долг.
— Не совсем так, Алена… Ребята думают почему-то, что Стахова пишет о себе.
— А вы пригласите ее на занятие клуба и спросите, о ком она пишет, — спокойно, как о совершенно допустимом и естественном, сказала Алена. — Твоя Лера, верно, с ней знакома. Можно же попросить.
— Ты думаешь, это возможно? — У Валентины даже дыхание захватило от такой неожиданной мысли. — А что, это идея… Лера обещала приехать… Я позвоню.
Она заказала разговор в тот же вечер, но телефон Леры не отвечал — вероятно, никого не было дома. Валентина, верная своему характеру — ни в чем не терпела отлагательства, написала Лере письмо. Оставалось ждать ответа.
Вечерами собирались привычной компанией, приходили Нина Стефановна, Алла Семеновна, Слава с баяном… Евгения Ивановна все еще отсиживалась дома, грустила по Анне Константиновне… Раза два удалось затащить физика, но он не пел, не пил даже чаю, сидел в углу, молчал.
— Давно не были в Яблонове? — спросила его как-то Валентина. — Хоть бы привели к нам Светлану. Не дозовешься ее, гордячку!
— Я не хожу туда с тех пор, как мы с вами… — Ванечка не смотрел на нее, рассеянно протирая очки.
— Вы оставили Свету одну? Совсем одну? — встревожилась Валентина. — И я закрутилась… Как же так! В воскресенье идем к ней, слышите, Ванечка? Заберем Алену — и все вместе.
Алене Валентина успела все рассказать о своей новой знакомой, поэтому, собираясь, дочка не забыла положить в рюкзак вместе с разным угощением новый, купленный ею в магазине электрический чайник. Даже кружки захватила запасливая Алена.
Молодежь слишком торопилась, Валентине на этот раз трудно было угнаться за дочерью и физиком. Сначала пыталась не отставать, потом, махнув рукой, предоставила полную свободу несущимся словно ветер лыжникам. Пусть бегут, она и потихоньку успеет… День хмурился, то и дело прорывался мелкий снег. Валентина часто останавливалась: сдавливало дыхание. Возраст есть возраст, никуда от него не денешься… Жаль, что Евгения Ивановна перестала заходить к ней даже попросту, как бывало прежде. Не хочет разговоров о Славе? А он такой счастливый…
Светланы не было дома. Как объяснила живущая с ней рядом техничка, девушка пошла к сапожнику, на тот край села, чинить сапоги.
— Сунула нози в мои валенцы и побигла, — говорила на смешанном, характерном для этих мест языке техничка. — Часа два пробигае… Вы посидить в ее комнате, я открою, ключ она вот иде ховае, — полезла рукой за косяк над дверью.
Комната поражала холодом и запустением. Темный потолок, давно не видевшие побелки стены, пожухлые газеты на окне… Электрическая лампа голо висела на голом шнуре. Кровать под тощим байковым одеялом, стол, табурет. В углу чемодан, над ним весь небогатый гардероб.
— Предлагала ей: Света, давай побелимо, не хоче, — неловко оправдывалась техничка. — Така неприласкана дивчина… У мени и мел е, и помазок…
— Тащите их сюда, — сбросила с плеч рюкзак Алена. — Вас тетя Таня зовут? Таз какой-нибудь. Ведро… Вы, Ванечка, растапливайте плиту, — приказала физику. — Кажется, есть дрова на веранде. Нет, нарубите сучьев, лежат во дворе. Ты, мама, сходи в магазин, купи что-либо для занавески на окно. Особенно не торопись, мы тут все быстренько провернем.
— Может, не надо, Алена? Неудобно хозяйничать без хозяйки, — засомневалась Валентина.
— Пусть ей будет сюрприз! — весело откликнулась Алена. — Тетя Таня, есть у вас негодный халат? Ага, спасибо, как раз по мне, — не задумываясь, сунула голову в застиранное, тронутое пятнами краски платье. — Придет, а в комнате ажур, печка топится, чай заварен, мы все ее ждем. Это же замечательно! — заранее радовалась она.
Когда Алена загоралась чем-либо, остановить ее было невозможно. Да и стоило ли останавливать добрый душевный порыв? Валентина знала свою дочь, знала, что все действительно будет сделано к приходу Светы. Не знала