Я неторопливо перелистывала страницы толстой книги, даже не пытаясь вглядываться в буквы сквозь синие вечерние сумерки, и привычно скучала. Да, здесь все осталось по-прежнему — мою комнату никто не трогал, вещи лежали на своих местах, будто я никуда не уезжала. Но в то же время все было совсем не так, как четыре месяца назад, когда меня, перепуганную и растерянную, посадили в карету и увезли в Школу магии. Казалось, с тех пор минула целая вечность… И теперь было странно находиться здесь, прикасаться к знакомым вещам и ощущать, что они и не мои словно бы, постоянно ловить себя на том, что я скучаю по друзьям, по занятиям, по нашей с Ланкой крошечной комнатке, которая, в отличие от этой роскошной спальни, действительно была моей… За прошедшие после возвращения три дня я так и не свыклась с мыслью, что нахожусь дома.

Если честно, я была более чем уверена, что из Школы меня не выпустят. По крайней мере, живой… Позже, когда я тихой мышкой сидела в комнате и, слушая Ланкины утешения, ждала отправившегося улаживать ситуацию Яра, подумалось, что этот вариант еще не самый страшный — после такого меня вполне могут выставить прочь, и ведь правы будут, ох как правы…

Когда я накрутила и себя и Ланку до состояния истерики, вернулся Славояр; оглядев наши зареванные мордашки, он усмехнулся и заявил, что убивать, равно как и выгонять, меня не собираются, но лишь с одним условием: до конца каникул и ноги моей здесь не будет. Обрадовавшись, я быстренько покидала вещи в сумку, попрощалась с Ланкой, которую успела посвятить в тайну наших с Яром родственных отношений. Рванулась было отыскать Рэма и Лиса, но впечатлилась внушительным кулаком Яра и, смирившись, покорно шагнула в открытый дядюшкой портал.

Наше появление во дворце не прошло незамеченным, ибо вышли мы прямиком в опутанной охранными заклинаниями сокровищнице. Судя по довольному лицу Славояра, попали мы туда не случайно… Да и то, как можно случайно пробить столь мощные щиты, которые ставили сильные маги?! Короче говоря, встречающая делегация была внушительной и представительной — в окружении толпы грозно бряцающих оружием стражников в сокровищницу примчались сам царь-батюшка, павлинообразный советник и придворный чародей, причем последние двое щеголяли в оригинальных ночных рубашках в пол и забавных тапках на босу ногу. И я бы не сказала, что гнев батюшки стал меньше только потому, что вместо вконец обнаглевших грабителей он узрел вольготно развалившегося на инкрустированном драгоценными камнями сундуке Славояра, небрежно поигрывающего золотой безделушкой. Батюшка, пыхтя, словно закипающий самовар, поудобнее перехватил увесистую дубинку и двинулся на меньшого братца, чтобы поприветствовать его со всей теплотой родственных чувств. Советник в это время споро выпроваживал слегка опешившую стражу за дверь, а придворный маг, единственный из новоприбывших заметивший притаившуюся за высоким шкафом с бесценными свитками меня, лукаво улыбался и не спешил вмешиваться в царские разборки. А потом Яр, ловко спрыгнув с сундука и увернувшись от «родственного привета», метнулся к моему уютному убежищу и вытащил меня пред батюшкины очи, нахально заявив, что сокровищница — лучшее место для возвращения домой главной драгоценности. Я поспешно зажмурилась, справедливо полагая, что столь сомнительную драгоценность в моем лице сейчас обласкают не самыми приятными словами, однако батюшка удивил. Шагнув вперед, он неожиданно обнял меня — будто и правда соскучился за то время, что мы не виделись.

К добру это было или к худу, я не могла понять до сих пор, что, естественно, тоже не добавляло уверенности в завтрашнем дне. В ком я не сомневалась — так это в Зареславе и Святомире, которые ворвались в мою комнату на рассвете следующего дня и до обеда задергали до полусмерти. Прогнать восторженных, сияющих глазищами братишек у меня рука не поднялась, а потому пришлось терпеливо отвечать на вопросы, выслушивать кучу мальчишеских новостей, бежать в подвалы смотреть на обрушившийся тоннель и переделать множество дел, несомненно важных и жутко утомительных для человека, проведшего весьма бурный вечер и бессонную ночь. А после завтрака за меня взялась сбежавшая от муженька Лика, которая занялась приблизительно тем же, чем и близнецы — выпытыванием подробностей школьной жизни и вываливанием на мою гудящую от недосыпа и напряжения голову своих приключений, тайн и сплетен. На мой вкус, многовато вышло для замужней-то женщины, однако Светлолика считала иначе, заявив, что просто-таки умирает с тоски (держать маску чопорной и равнодушной дамы сестричке надоело), а потому ей жизненно необходимы свежие впечатления. Я уныло подумала о собственных впечатлениях, полученных накануне, и щедро поделилась оными с сестрой, которая, вместо того чтобы посочувствовать, повалилась на кровать и едва ножками от смеха не дрыгала… «Нет в жизни счастья!» — решила я, любуясь на веселящуюся Лику.

Единственными, кто не проявил ко мне интереса, были Стослав (что меня ничуть не удивило) и разлюбезная мачеха (что даже порадовало и убедило в незыблемости мира). Старший братец был полон дум об очередной девице, а потому попросту не замечал меня, как и в старые не совсем добрые времена, а Голуба, похоже, и вовсе предпочла бы, чтобы я сгинула в Школе. Холеная и красивая, последняя жена батюшки ничуть не соответствовала своему имени, ибо характер имела премерзкий, что не стеснялась демонстрировать всем желающим — и нежелающим тоже. По-моему, она вообще никого не любила. Даже близняшек… Я никогда не видела, чтобы она приласкала мальчишек или сказала им доброе слово, что уж говорить обо мне, чья мать была единственной женщиной, которую любил царь-батюшка. Первый его брак заключили по политическим причинам, и он не принес счастья ни отцу, ни его рано умершей жене; второй закончился весьма плачевно — и для меня тоже; третий, основанный на той же политике, был нужен лишь для вида, но не для обоих супругов, не питавших друг к другу нежных чувств. Да, Голуба не любила моего отца, но ее бесило то, что и он ее не любит; странная логика, которую я никогда не могла и вряд ли смогу понять… Я всегда старалась держаться подальше от этой молодой, но такой холодной женщины, и ее равнодушие только радовало. Надеюсь, моя мама не была такой. Нет, определенно не была! Я же видела ее портрет. Ее глаза не похожи на два кусочка льда, способные заморозить любого неугодного, даже на рисунке они казались живыми, смеющимися, теплыми…

Я покосилась на окно, за которым набирала силу метель, и перелистнула еще несколько страниц взятой из библиотеки книги по истории мира. Когда страшный призрак экзамена не затмевал горизонта будущего, история не казалась столь ужасной и ненавистной, а потому я не без удовольствия коротала длинные вечера за чтением, прячась в тишине своей комнаты от неугомонных близнецов, непредсказуемых визитов Лики… и от батюшки, который, видимо, решил добить меня своим излишним вниманием и желанием поговорить по душам. Хвала всем богам, пока что ему мешали многочисленные важные дела, и разговор откладывался на неопределенный срок, пугая меня все больше и больше. Не знаю, что за четыре месяца могло измениться настолько, чтобы батюшка пересмотрел свое отношение ко мне… Кроме меня самой, естественно. А его планы на мой счет? Изменились ли они? Яр обещал защиту в случае чего, но… на душе все равно было неспокойно. Ох, вернулась домой, называется… Одни вопросы, сплошное беспокойство и непреодолимое желание сбежать — я предполагала, что будет нелегко, однако не до такой же степени!