Джи, или Стоуни, как его звали товарищи-офицеры, усердно занимался и считался хорошим солдатом, хотя слишком много бранился и считал канадскую армию «чертовски неэффективной кучкой идиотов»[514]. Когда в 1944 году его полк прибыл во Францию, он принял участие в боях против специально сформированной бронетанковой дивизии Гитлерюгенда. Благодаря тому, что он бегло говорил по-немецки, Джи стал полезен в качестве дознавателя, переводчика и разведчика, но он так и не поднялся выше звания майора, поскольку «долбаный канадский генерал»[515]блокировал его повышение. Проблема возникла в конце войны, когда он принял участие в суде над бригадефюрером СС Куртом «Танком» Майером, немецким военным со множеством наград, которого по ошибке обвинили в том, что он отдал приказ уничтожить канадских военнопленных в Нормандии в 1944 году. Джи работал на стороне обвинения, и еще до того, как начался суд, разгласил, что обвинительный приговор предрешен и что Майер приговорен к смерти. Во время слушаний, где он был переводчиком, обнаружилось, что он пытался повлиять на свидетельские показания криками и запугиванием, после чего «долбаный генерал», то есть военный судья, отстранил его от процесса, вызывав нового переводчика занять его место. Майера приговорили к смерти, но за него решительно вступились и немцы, и канадцы, и его освободили из тюрьмы в сентябре 1954 года.

У Пауля была своя война. В Нью-Йорке он присоединился к эмигрантской группе под названием «Австрийское действие», которой руководил граф Фердинанд Чернин, сын австрийского министра иностранных дел во время Первой мировой войны. В организации были представлены все возможные политические убеждения: она была создана с целью поддержать свержение нацистского режима в Австрии. Пауль жертвовал группе время и деньги, играл на нескольких фандрайзинговых концертах в ее пользу в Нью-Йорке. В итоге нервное американское правительство стало относиться к нему с подозрением — там считали всех членов «Австрийского действия» коммунистами. Во время войны Пауль давал концерты и для американских войск, выступая перед солдатами в Окленде, Кэмп Шэнкс и Галфпорт Филд, исполнял концерт Равеля в сопровождении военного духового оркестра. В апреле 1944 года он дал концерт в Нью-Йорке в поддержку Общества помощи еврейским иммигрантам. Каждую неделю Пауль отправлял посылки с едой и деньгами старым друзьям и слугам в Австрии, Франции и Англии.

Теперь он не мог контролировать происходящее в музыкальном мире в Европе и начал подозревать, что огромный репертуар из фортепианных произведений для левой руки, на заказ которого он потратил целое состояние и который принес ему успех, у него крадут. Кражи были двух видов. Произведения, изначально написанные для левой руки, перерабатывали для двух рук. Второй вид — его работы исполняли другие пианисты, с двумя руками или однорукие. Еще до войны Равель, негодуя на то, насколько вольно Пауль обошелся с его концертом, собирался отдать свою работу французскому пианисту Жаку Феврие, как только истечет срок договора с Витгенштейном. К великому неудовольствию Пауля, Феврие записал концерт Равеля в 1943 году. В то же самое время Рихард Штраус, намеренно желая взбесить Пауля, перепосвятил свой Panathanäenzug молодому немецкому пианисту Курту Леймеру, и тот впервые его записал.

В Австрии, вследствие исхода еврейских композиторов, Франц Шмидт стал новым воплощением чистокровного немецкого музыкального гения. Шмидт был болен во время аншлюса, и долгожданное официальное признание ударило ему в голову. На премьере его оратории Das Buch mit sieben Siegeln («Книга за семью печатями») он отдал нацистское приветствие со своего места на балконе в Musikverein, и принялся сочинять еще одну работу во славу нацистской партии под названием Die deutsche Auferstehung («Немецкое воскресение»). Шмидт умер, так и не успев ее закончить, но эти действия пагубно повлияли на его посмертную международную репутацию.

Паулю, почитавшему Шмидта почти как отца, вскоре после смерти композитора в 1939 году разбила сердце новость, что молодой фашистский пианист по имени Фридрих Вюрер переложил для двух рук все шесть работ, изначально сочиненных для левой руки Пауля, и исполнял их. Вюрер был учеником Шмидта. Пауль позже говорил, что он «десять лет кричал „Хайль Гитлер!“, а теперь только играет музыку, чтобы стереть прошлое»[516]. Он ненавидел Пауля так же люто, как Пауль ненавидел его. «Мы в Австрии, — писал он товарищу-пианисту, — не принимали герра Витгенштейна всерьез. Холерик-неврастеник — богатый, самонадеянный, и как пианист — паршивый»[517].

Вюрер рассказывал, что когда он навещал Шмидта в больнице перед смертью, то посетовал, что тот еще не написал ничего «прямо» для фортепиано. Шмидт якобы ответил: «Но я уже написал фортепианный концерт. Тебе нужно только переложить его для двух рук!» Вюрер утверждал, что это дает ему право переработать все произведения. Разъяренный Пауль писал из Америки протестующие письма вдове композитора, но она отвечала неясно и двусмысленно. Она сошла с ума, и позже ее «приговорили к смерти» по нацистской программе эвтаназии. «Я знаю, что Вюрер лжет, но как это доказать?» — в отчаянии писал Пауль Кодеру.

Все эти годы Вюрер исполнял работы Шмидта для левой руки в своей переработке для двух рук, игнорируя тот факт, что по договору они все еще принадлежат Паулю. Он согласился напечатать короткую фразу в программке концерта: «Эта работа была сочинена для Пауля Витгенштейна и является переработкой оригинальной композиции для левой руки». Но поскольку Пауль был евреем в изгнании — в списке официального нацистского справочника Lexikon der Juden in der Musik значилось, что ему запрещено выступать, — никто в Вене не соглашался с его требованиями из-за океана. Так что программки Вюрера были напечатаны без каких-либо пометок.

В конце 1944 года Адольфа Гитлера в Вене практически никто не поддерживал. Американские самолеты, которые бомбардировали венцев, называли Освободителями. Вылазка за вылазкой пилоты колотили по городу с воздуха и искренне верили, что освобождают людей внизу от тяжелого ярма немецкого угнетения. И так же это понимали многие венцы — не как наказание за то, что они приветствовали чудовищную идеологию соотечественника и отдали ему свою страну, выполняя его жестокие планы гораздо охотнее и эффективнее, чем сумасшедший диктатор мог мечтать, пять лет защищая его жестокий режим своим оружием, своими бомбами и своими жизнями — нет, на американцев смотрели как на «освободителей». А так как с востока стремительно приближалась кровожадная русская армия, венцы хотели, чтобы более мягкие американцы первыми взяли их город.

В декабре 1944 года, в сырой ветреный день, бомбардировщик освободителей США, выполняя обычный приказ, сбросил бомбу на некогда процветавший венский район Виден. Бомба упала на крышу Пале Витгенштейн. Взрывом выбило заднюю дверь, стена, выходившая в сад, разлетелась на куски, обрушив половину задней внешней стены — роскошная спальня, где в 1913 году умирал Карл, была полностью разрушена; потолок Musiksaal, где когда-то восхищенно внимали музыке Брамс, Малер и Ганс-лик, рухнул на пол; большой стеклянный купол, через который семьдесят лет струился на мраморную лестницу солнечный свет, разбился на тысячи стеклянных осколков и скрученных металлических обломков. После оглушительного взрыва в воздухе столбом стояла пыль. Вой сирен издалека нарушил монотонный стук дождя.