Курт начал интенсивно переходить с места на место в радиусе нескольких метров, будто бы борясь с кем-то или чем-то, бормоча себе под нос что-то непонятное. Потом резко обернулся к ним и подошел, неожиданно полный уверенности.

– Третьего пришлось убить, – голос его был тихим и полным чрезмерного смысла, словно он говорит им некую тайну, – он был причастен ко всему, он виноват, как и его братья, помешанные психи, даже близко не люди. – Он не сводил с них глаз, хаотично жестикулируя без устали, с непривычной для него изменчивой гримасой. – Вы должны бояться их, я боюсь их, там что-то не так, все это не так и не просто так! Я вам верю, верьте мне!

– Где Мойра? – медленно спросил Наваро.

Курт замер, посмотрел на место, откуда пришел, потом вновь на Наваро.

– Я покажу! Но мы все должны быть осторожны. Поймите, я не должен был забыть, я и не забыл. Все не просто так. Не просто так. Не просто так… не просто так!

Наваро был на грани, все напоминало ему безумную шутку.

– ГДЕ МОЯ ЖЕНА?!

– Анна, – Курт не заметил крика, – она была с ними, она стучала им, она плохая, и она умерла, потому что Вектор был против. Вектор забрал ее, и Вектор испытал меня – и я победил его, победил свои страхи, победил слабость! Мои дочери меня ждут, и их матери больше не помешают мне. Я же победил Вектор, он дал мне образы, он хотел испытать меня, и я прошел испытание, я могу вернуться! Я прошел испытание – и он, Вектор, дал мне найти Мойру.

Курт уже вновь потерял связь с ними, и Света отвела взбешенного Наваро чуть в сторону, не сводя глаз с Курта.

– Ты должен держать себя в руках! Он спятил, ты сам это видишь! Начнешь раздражать его – вообще ничего не узнаем!

Света допускает вполне: если бы ее тут не было, то Курт уже был бы мертв. Наваро вырвался из ее хвата резким рывком и, подойдя к Курту, произнес то, что удивило ее:

– Эй, у меня есть лекарство! – Курт среагировал. – Ты же просил его сделать, помнишь, друг? Мы же друзья, и ты просил меня, как друга, сделать его для Мойры.

Он говорил с ним, словно с ребенком, держа его за плечи. Курт же посмотрел на Наваро самыми наивными глазами.

– Я хороший человек. Правда. Я хороший человек. Я пытался помочь, помочь всем. Я ничего плохого не сделал.

Пока Курт продолжал в том же духе, к Свете по выделенному каналу обратилась Октавия. Она говорила медленно, четко выговаривала слова, всеми силами успешно дав понять важность этого разговора.

– Света, только ты слышишь меня. Мы сейчас восстановили доступ к записям камер безопасной зоны, где нашли Новых и где была группа. Наваро не должен этого слышать.

Света обошла стороной Наваро и Курта, становясь спиной к шлюзу, лицом к ним обоим.

– Записи с момента вашего отлета хранились на сервере. Не было никакой проблемы со связью с группой. Курт сам выключал передатчик, когда хотел, и включал, чтобы позвонить, имитируя помехи, как и написать сообщение, имитируя других. Все передо мной. На них напали, буквально устроив бойню в том секторе, убив и Новых. Курт спрятался под столом. Он единственный выжил. Это было еще до вашего возвращения. Он лгал нам все это время. Возможно, даже не осознавая, что делал и почему, выдумав себе историю, которую перевел на нас. Они все уже давно мертвы.

Наваро смотрел на Курта, пытаясь достучаться до него все это время.

– Я заслужил жизнь, заслужил, я никого не убил, никого, никого! Я хороший человек, я старался сделать все правильно! Я выжил, ВЫЖИЛ! Я заслужил вернуться!

Наваро ничего не понимал, находясь уже на грани.

– Мы идем туда за ней. Она там – и нужно ее найти, лекарство есть, а он говорил, что недалеко от мос…

– Не надо туда идти, – осторожно прервала его Света, – не надо.

Наваро видел в ней куда больше, чем мог понять, а она хотела чувствовать куда меньше, чем было на самом деле.

– Что ты такое говоришь? Что, твою мать, происходит?!

– Наваро, – голос Октавии ошарашил его неожиданностью, – отдай оружие Свете.

После этих слов его гнев плавно сменился нежеланием верить. Находясь в нахлынувшем невыносимом смятении, он стал поглядывать вглубь Вектора. Света подошла к нему и остановилась. Курт в это время ушел в себя и бродил рядом невинным существом.

– Наваро, послушай меня внимательно, – Света говорила медленно и заботливо, что уже подтверждало для него ужасную правду, – ее там нет. Курт не поможет, ты сам видишь, в каком он состоянии. Мне очень, искренне жаль, но…

– НЕТ! Нет! Я не хочу слушать это! Это все неправда! – оттолкнув Свету, взбешенный Наваро подошел к Курту и, схватив его за шкирку, как котенка, потащил к коридору. – Ты приведешь меня к ней! Ты говорил, что она жива!

Курт уже сам понял, какая участь его ждет, – он плакал, трясся, прятался в своих безумных мыслях и неведомых никому фантазиях, прижав к себе руки и пряча от всех лицо. Света перегородила им путь, выставив дуло вперед.

– Они мертвы! Они все давно уже мертвы!

Наваро замер, отпустив Курта, чье тело сразу же упало на пол, чуть ли не свернувшись в позе зародыша.

– Пожалуйста, услышь меня! Есть записи с камер. Они умерли еще до нашего возвращения на Улей. Он лгал нам. Все это была вынужденная ложь! Он сошел с ума, создав сам себе игру, а заражение лишь помогло, потому что искал смысл жизни.

Наваро медленно опустил голову, ошарашенно увидев потерявшего всю связь с реальностью Курта.

– Он заразился, Наваро. Заразился. Это не Курт, которого ты знал.

– Приведите его сюда, – сказала Октавия обоим, – мы протестируем лекарство, если получится, он сможет выздороветь.

Света смотрела на Наваро, держа его на прицеле, Наваро смотрел на Курта.

– Это приказ!

Наваро обернулся к Свете полным принятия взглядом и отдал ей автомат. Та аккуратно его взяла, после чего сама опустила оружие. Под гневные крики Октавии, слышать которые ей сейчас было даже полезно, Света обошла его и остановилась метрах в двух, спиной к его спине. Наваро вытащил пистолет и сразу сделал один выстрел в голову. Грохот разнесся вокруг, ознаменовав тишину, длившуюся слишком долго. Света медленно развернулась, зная, что все кончилось и теперь, если повезет, она сможет наконец-то вернуться домой.

Наваро подошел к ней и отдал пистолет. Мертвое тело Курта никто не тронул. Все оказалось зря, все это понимали. Оба зашли в только что пристыковавшийся лифт. Кросс не вышел из него: Октавия сообщила ему обо всем, тот уже был с оружием наготове. Света и Наваро толком не обратив на него внимания. Она села слева, он справа. Кросс вновь вернулся на центральную скамью, напротив шлюза. Оглядывая их, он ничего не произнес – никто ничего более не произнес с момента выстрела до самого возвращения на Улей.

Здравствуй, Кристина. Сначала я думал, что погорячился в прошлом сообщении, немного резко высказавшись обо всем, что сейчас происходит, да еще и мог не так дать представление о том, как я все вижу. Но сейчас, спустя некоторое время, я четко прихожу к выводу, что не просто поспешил, а значительно преувеличил значимость случившихся моментов, да еще и принизил действительно важные. А именно — нашу с тобой солидарность по всем важным для нас же вопросам. Я очень благодарен тебе за терпение — опять же, не впервой в мой адрес, как и благодарен за понимание. Все-таки у меня тут тяжелый период, да и риск есть всегда — не хочется, как мне кажется, рисковать последним словом, чтобы потом жалеть, если со мной что-то случится. Тут ведь вот какое дело – я решил быть проще и правда тупо следовать правилам, причем на самом деле не таким уж и строгим, если подумать. Так вот, пока это постепенно усваивается, а я встаю на лыжи, вдруг меня стало волновать иное, совсем уж банальное, но краски стали более яркими и контрастными от того, о чем я хочу поговорить и что меня тревожит. Извини, если текст кажется кривым, мысли как-то путаются, немного устал, даже таблетки стал пить для успокоения и типа отмены рассеянного внимания, как-то так. Космос и одиночество дают о себе знать — это да, но я держусь молодцом, система грамотно оценивает мое состояние, и все в целом пределах нормы. Но, важно, прошу, услышь меня: я хочу оставить прощальные письма девочкам. НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ! Хочется иметь все запасные варианты и не думать каждый час о том, что если со мной что-то случится, то… им не будет даже моего последнего слова. Знаешь то чувство, когда весь мир, кажется, пытается отнять твое пространство? Словно с каждой секундой ты все меньше и меньше, и кажется, что вот-вот пропадешь, оставшись лишь невидимым наблюдателем мира, к которому более не принадлежишь? Что-то близкое стало пробиваться последнее время. Я же лишь марионетка в чужих руках — тупо исполняю приказы, что не так плохо, но несправедливо, что мне не дают раскрыть потенциал. И вот я, как зверь в клетке, сижу в стерильной зоне комфорта. Так вот, мне намного проще будет знать, что я сделал все ради вас. Страх того, что я могу просто умереть, даже во сне, между прочим, так и не оставив последнего слова для будущего, – это пугает на самом деле. Хочется закрепить мысли и чувства, как некую страховку. Кое-что еще произошло, из-за чего рождаются нынешние идеи, — но про это пока не разрешили распространяться, а я, как ты уже понимаешь, пока слушаюсь и повинуюсь.