Я снова почувствовал пустоту в груди. Когда я прочитал «Властелина колец» и «Сильмариллион», то мне не с кем было обсудить, не с кем ждать фильма, и на «Хоббита» в декабре я даже не сходил.

Но зато я смотрел «Стар трек» с Викой и Владом. Это тоже было очень здорово, хотя всего один раз.

Я вышел помыть руки, а когда вернулся, Ольга Алексеевна и Кирилл рассуждали о разнице естественных наук и точных.

– Да-да, – кивнула Ольга Алексеевна, – Идеальный язык Вселенной, математические модели, абстракции. Но модели не учитывают всех характеристик объекта.

– Модель и не должна учитывать все характеристики объекта. Только самые необходимые. Зачем при моделировании стула учитывать его цвет?

– Да, ты прав, незачем. Только вот к реальному миру это отношения не имеет.

– Как не имеет? Математическая модель создается специально для изучения какого-то объекта в существующем мире.

– Но есть расхождения. Всегда есть расхождения. Идеальные модели в реальном мире.

– Это называется погрешностью. Математики стараются свести их к минимуму. Без математических моделей и обобщений мы бы не могли разобраться в законах Вселенной.

– Вы про количество пространств в М-теории? – спросил я.

– Вроде того. Обсуждаем методологию научной работы, – Кирилл засмеялся. – У нас на учебе такой предмет был.

Я кивнул, завороженный их словами.

Без обобщений невозможно разобраться в законах Вселенной. Расхождения. Свести погрешности к минимуму.

Идеальные модели в реальном мире. В М-теории 11 измерений. В человеке – в миллион раз больше.

– А ты куда хочешь поступать? – спросил Кирилл.

– Вы мне? – спросил я. – Ну я думал изучать генную инженерию. Хотя теперь меня больше интересует нейробиология.

– Неплохо, – он улыбнулся. – Кстати, вопрос по теме, которую мы только что обсуждали: ты знаешь, в чем разница между физикой и биологией?

Я немного растерялся, но вопрос показался мне интересным.

– Это естественные науки в отличие от математики, так что…

Ольга Алексеевна одними губами произнесла слово:

– Живой.

– Мм. Биология изучает живую природу, а физика… в основном явления, которые сложно назвать материальными. Скорость, время, инерция.

– А ты головастый, – Кирилл приподнял левую бровь.

Его брови были светлее, чем волосы и бородка, но ненамного. Рецессивные признаки.

Странно, но он мне уже нравился. Он был взрослый, но не такой, как остальные.

– Леша пропустил два класса, – Ольга Алексеевна улыбнулась. – Он очень умный.

Хорошо, что она не добавила «мальчик». Это словосочетание жутко раздражало.

– Круто. Два сэкономленных года. Если сравнить школу с тюряжкой, то считай, что тебя выпустят досрочно, – Кирилл подмигнул мне.

Я опустил глаза. Наверное, впервые в жизни при упоминании моих особенностей я не почувствовал угрозы.

От этого почему-то захотелось прослезиться, но в туалет я уже отходил, поэтому я начал рыться в рюкзаке, опустив глаза.

Ольга Алексеевна отошла помыть руки, а мы остались за столом вдвоем с Кириллом.

– Вам нравится жить в Санкт-Петербурге? – спросил я.

– Да, вполне. Хотя иногда он кажется очень глючным.

– Глючным?

– Мало солнца, много дождя, ну ты понял.

Я не понял, но решил не уточнять, тем более нам принесли заказ.

– А я после третьей четверти возвращаюсь в Санкт-Петербург, – сказал я, – Я там раньше жил.

– Тебя поздравить или посочувствовать?

Я пожал плечами и придвинул к себе мороженое.

К нам вернулась Ольга Алексеевна.

– О, наконец-то принесли. Приятного аппетита, – сказала она.

Мы тоже пожелали ей приятного аппетита и стали есть. Кедровое мороженое оказалось странным, но вкусным.

– Кстати, – сказал Кирилл, отвлекшись от очень вкусно пахнущих драников, – Я в мае организовываю поэтический вечер? Не хочешь прийти?

– Я?

Он кивнул мне.

– Да, я могу прийти послушать.

– А сам ты не пишешь? – спросил Кирилл.

– Ну пишу. Только никто… – я запнулся, – Я стараюсь никому не показывать.

– Почему ты не говорил, что пишешь стихи? – спросила Ольга Алексеевна.

Я пожал плечами. Слишком много вопросов.

– Может, ты захочешь выступить? – улыбнулся Кирилл, – Оля вот будет выступать со своими стихами.

– Нет, я не смогу выступить. Я плохо пишу. Но я бы хотел прийти посмотреть. Если можно.

– Конечно, можно, – улыбнулся Кирилл и вновь принялся есть драники.

А мне отчего-то стало грустно. Я ведь хотел, чтобы меня услышали. Я писал, чтобы что-то выразить. Что-то сказать. Но сейчас я понял, что слишком плохо говорю.

Я молча ел мороженое, а Ольга Алексеевна и ее друг разговаривали о чем-то. Потом Кирилл встал из-за стола и пошел куда-то. Очевидно, в туалет.

– Кстати, я прочитала «Франкенштейна», – сказала Ольга Алексеевна.

– Да? И как вам?

– Ну я тоже очень удивилась, когда Виктор ушел гулять. Но потом я почитала немного о Мэри Шелли. И, как выяснилось, ее муж не слишком интересовался ею, когда она была беременна. Их ребенок умер, но его не было рядом.

– И что это значит?

– Это значит, что он ушел погулять, оставив своего ребенка без внимания. Как Виктор Франкенштейн оставил свое творение.

Эта аналогия все меняла.

– То есть это был… крик о помощи?

– Возможно. Но Мэри Шелли любила своего мужа, и он ее любил по-своему. Однако он изменял ей с разными мужчинами и женщинами. Она не могла этого понять. А потом он утонул.

Я непроизвольно хихикнул, хотя это было не смешно. Затем помотал головой.

– Все очень сложно. Отношения и эмоции.

Ольга Алексеевна просто кивнула.

– Ты точно не хочешь поучаствовать в поэтическом вечере?

– Я… хочу. Но боюсь, что надо мной будут смеяться.

– Никто не будет над тобой смеяться. Если тебе страшно, то пусть сначала твои стихи почитает кто-нибудь другой.

– Мои одноклассники читали и смеялись.

– Они смеялись не над стихами.

– А над чем?

– Над тобой. Думаю, им все равно, какие стихи ты пишешь.

– Но я боюсь выступать перед людьми. Я не смогу.

– Ты сможешь. Надо только немного потренироваться.