Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не успел ничего сказать, потому что за стол сел Кирилл. Они с Ольгой Алексеевной стали обсуждать планы на вечер, а я быстро собрался и поехал домой.
Когда я пришел, мама, Влад, Людмила Сергеевна и Игорь уже ужинали.
Я снял пуховик, затем ботинки и подошел к ним.
Сердце колотилось очень быстро.
– Добрый вечер, – сказал я, – Мне надо с вами поговорить.
– Говори, – сказала мама.
– И сядь, – добавил Игорь.
Я сел на свободный стул и открыл рот, но почему-то не смог ничего не сказать.
Я чувствовал, как кровь приливает к щекам и в ушах начинает шуметь, но я не мог произнести ни слова.
Тогда я закрыл рот.
Я опустил глаза, потому что свет был слишком яркий. На стеклянной поверхность стола были незначительные повреждения. Очевидно, кто-то резал продукты, не используя разделочную доску.
Интересно, кто?
И какая-то нитка на джинсах с внутренней стороны колена начала мешать. Я почесал правую ногу, но нитка продолжала мешать.
– Долго нам еще ждать? – услышал я голос Людмилы Сергеевны.
Я поднял глаза и снова открыл рот.
– Что случилось? – спросила мама, нахмурившись.
– Я хочу остаться, – сказал я.
– Что? – спросил Игорь и тоже нахмурился.
– Я хочу остаться здесь. До конца учебного года. Очень сложно переводиться после третьей четверти, особенно учитывая то, что оценки выставляются по полугодиям.
Мама и Игорь переглянулись.
– Я не думаю, что… – начал Игорь, но Влад перебил его:
– Я тоже хочу, чтобы Леша остался.
Это было очень странно, потому что мы с Владом не помирились и не разговаривали друг с другом.
– Тебя никто не спрашивает, – сказал Игорь, посмотрев на Влада.
– Эй, – мама положила свою руку на руку Игоря. – Не надо так резко.
– Я сам решу, как обращаться со своим сыном, – ответил Игорь.
– Давай их послушаем. Значит, ты хочешь остаться до конца учебного года? – спросила мама, глядя мне в глаза.
Я кивнул и почувствовал, как заболели виски. Очевидно, я переволновался.
– Лиза, – сказала Людмила Сергеевна. – Вы же уже все решили. Он уедет в конце марта.
– Мы ничего не решали, – мама улыбнулась. – Тем более Влад тоже хочет, чтобы Леша остался.
– Лиза, у тебя гормональный сбой, ты не…
– Леша останется, раз так хочет, – сказала мама.
Игорь нахмурился, но промолчал. А Влад продолжал улыбаться.
И я понял, что я тоже улыбаюсь.
Впервые в жизни я почувствовал, что я… победил?
Но я не подозревал, что радоваться мне осталось недолго.
Любая история в мире имеет два варианта развития:
Трагедия или комедия, а по-другому никак.
Каждый поступок, каждая мысль и событие
Часть чьей-то пьесы. Стоит лишь сделать шаг.
Я устал. Так устал.
Это авитаминоз. Это все чертов авитаминоз.
Во вторник утром, 11 марта, я приехал на «Сухаревскую» на полчаса раньше начала уроков и ждал Вику внизу у эскалатора. Обычно она заходила в класс за пятнадцать минут до начала первого урока.
Я не ошибся. В этот раз Вика вышла из вагона за двадцать минут до начала урока, я подошел к ней, и мы вместе встали на эскалатор.
– Привет, – сказал я.
– Здравствуй, – Вика улыбнулась. – Ты чего такой?
– Какой?
– Не знаю. Странный.
– Я хотел спросить.
– Что?
– Ты любишь поэзию?
– Нет, это для дебилов с тонкой душевной организацией.
Я кивнул.
– А что? – спросила она.
– Ничего.
– Ну ладно. Кстати, знаешь, что я прочитала?
– Мм?
– Что секс способствует нейрогенезу [11].
Я снова кивнул.
– Надо чаще трахаться, – засмеялась Вика.
С этим утверждением я не мог поспорить. У нас не было общих тем для разговоров, кроме учебы, но разговорами наше общение не ограничивалось.
Поэтому после уроков мы пошли к ней в гости.
Несмотря на то что я не мог дать Вике почитать свои стихи, я почти поверил в то, что смогу выступить на поэтическом вечере.
Я подумал, что Ольга Алексеевна может почитать мои стихи. Если она сама пишет, то точно сможет оценить и дать конструктивную критику.
Осталось дождаться четверга. Я перечитывал свои стихи и выбирал, что может ей понравиться. Это было очень сложно. В конце концов я решил дать ей обе тетради со стихами, чтобы она сама выбрала то, что ей понравится.
И я ждал. Все шло как обычно. Мы с Викой мало говорили. Два раза я поднял руку, но оба раза спросили Артема Хвостова. Теперь он отвечал у доски очень часто. Но не очень хорошо.
В четверг 13 марта на факультативе появилась Алина.
В основном она молчала, а еще они с Соней сидели не рядом друг с другом, как раньше.
Мы говорили об экспериментах над животными.
– В 50-х годах американский психолог Гарри Харлоу ставил опыты на макаках-резус, – сказала Ольга Алексеевна. – Он отлучал детенышей от их матерей и помещал рядом с «суррогатной матерью» из проволочной сетки с прикрепленной к ней бутылочкой молока. Помимо этого была сделана еще одна «суррогатная мать» из мягкого материала. Почти все время детеныш проводил с мягким заменителем. Это помогло понять, что тактильные ощущения важны не менее, чем кормление.
– Это и так понятно, – перебила ее Женя.
– Это сейчас понятно, – сказала Вика. – А раньше никто об этом не знал.
– Да ладно. У меня есть младшая сестра, сейчас ей шесть, но, когда она была совсем мелкой, ее надо было брать на руки, чтобы успокоилась.
– Ну и хорошо. Но раньше ее бы никто не стал брать на руки.
– Все равно бред какой-то, – нахмурилась Женя.
– Давайте продолжим? – Ольга Алексеевна улыбнулась, – На самом деле сейчас этот эксперимент может показаться довольно диким, но тогда он был своевременен и очень важен. Хотя все спорно. Во многих семьях и тогда, наверное, дети получали и материальную, и духовную заботу. Но все же в пятидесятые и даже в шестидесятые американская семья могла сдать ребенка в детдом, когда мать рожала второго.