— Я не буду напоминать, — проговорил онмедленно, — что пластическая хирургия восстанавливала лица после тяжкихранений… сейчас войны нет, автокатастроф тоже все меньше… Сейчас, да, этооперации над здоровыми лицами и телами… Нужно ли? Вы правы, первыми к нейприбегают богатые стареющие дамы, намного реже — мужчины…

Я поморщился:

— Мужчины — вообще позор!

Он поклонился:

— Позвольте не согласиться. Вот премьер ИталииБерлускони сделал себе подтяжку лица, липоксацию жира на животе и боках, убраллишние отложения на бедрах… и в прочих проблемных местах. Зачем, если он и такпремьер, а ценят его не за фигуру?.. Вы еще молоды и не понимаете, как сильно довлеютнад человечеством законы «Так положено!» и «Так принято!».

— Ну-ну, — сказал я с интересом. — Как онипереламываются в пластической хирургии? Впервые слышу.

Он пожал плечами:

— Очень просто. От человека моложавого мы ждем одногоповедения, от сгорбленного старика — другого. Точнее, от старика мы уже ничегоне ждем. Одних… зрелых, назовем их так, такое положение радует, наконец-тодождались безответственности, другие все еще чувствуют в себе силы и хотели быпоработать еще, но на них смотрят, как на чудаков и придурков. Ведь человек слицом восьмидесятилетнего старика и мощными складками жира на животе и бокахдолжен вести себя… соответственно. То есть ходить с палочкой, кряхтеть,жаловаться на молодежь и говорить, что раньше все было лучше. Так принято. Ноесли такому сделать лицо сорокалетнего мужчины, убрать лишний жир, он посмотритв зеркало и скажет себе, что еще может жить и работать. И будет работать!..Поверите ли, но это так. Внешность поджарого и моложавого нужна не толькоактерам. Мы продлеваем не только молодость… вы правы, это не так важно, мыпродлеваем работоспособность! Люди дольше живут активно, если пройдут черезнашу… вообще через руки пластического хирурга.

Я спросил с недоверием:

— Это вам так хочется? Или есть данные?

Он пожал плечами:

— Я в это верю. Хотя мне трудно будет доказать, чтостарый сгорбленный человек, который ходит с палочкой, будет работать столькоже, сколько и крепкий поджарый.

— С палочкой? — переспросил я. — А при чемтут палочка? Операция по подтяжке лица не отменит палочку!

Он коротко усмехнулся:

— Да? Как раз по этому моменту у нас есть пара случаев.После подтяжки лица… да и не только его, двое наших пациентов отказались от ужепривычных палочек. Решили, что с их резко помолодевшей внешностью с палочкамиуже неудобно… Перестали копаться в огороде, снова вышли на службу.

Я посмотрел на Тимура, тот за спиной хирурга делал мнеотчаянные знаки. Я перевел взгляд на главного врача.

— Ну, я готов в это поверить. Да, благородная роль! Нокак быть с тем, что половина всех операций у вас идет на вагине? И в анусе?

Он спокойно посмотрел мне в глаза. Мне кажется, смирился стем, что клинику покупать не станем, и говорил то, что думает, не роняядостоинства:

— Хорошие девочки не должны проигрывать проституткамлишь потому, что по нравственным соображениям не решились на такую операцию.

Я сказал саркастически:

— Хорошие девочки должны уметь делать все то, что умеютплохие?

Он спросил:

— Вы думаете не так?

— Это вы покупаете мою фирму? — ответил я вопросомна вопрос.

Он криво усмехнулся:

— Простите, вы правы. Я все же полагаю, что раз онихорошие, то все должны уметь делать лучше плохих.

— Все? — переспросил я.

Он кивнул:

— Вы поняли верно.

Тимур бросал быстрые взгляды то на меня, то на него, непонимая возникшего напряжения, что-то помимо делового разговора, мы некотороевремя смотрели с хирургом друг другу в глаза. Он не отводил взора, у него лицочеловека, свято уверенного в своей правоте.

Я проговорил:

— Философия у вас… отважная. Да, отважная. Похоже, наэтот раз лажанулся именно я. Не то чтоб уж такой дурак, просто не успеваю завременем. Отсталый! Действительно, если шансы плохих и хороших сравнять, товыигрывать будут хорошие… если только поймешь, кто плохой, а кто хороший.

Я велел финансовому директору подготовить необходимыедокументы и начать процесс покупки клиники, а сам ткнул пальцем в сенсорнуюпластину с пиктограммами. По мне, проще вот так, по старинке, чем делатьсложные движения руками в воздухе или подавать команду голосом.

На экране возникла хорошенькая мордочка Агнессы.

— Да, Владимир Кириллович? — спросила она и тут жедобавила просительно: — Мне зайти к вам?

— Нет, — ответил я. — Позови Алёну.

— Хорошо, — ответила она послушно, но, прежде чемэкран отключился, я успел увидеть в ее глазах горькую обиду: ну почему Алёну,она же моложе этой Алёны, красивее и выполнит все-все даже самые дикие фантазиишефа!

Дверь распахнулась, Алёна вошла все той же размашистойпоходкой, ботинки как будто те самые, в которых впервые увидел, вот уж ктоконсервативный, я по сравнению так вообще панк недобитый.

— Садись, — сказал я и указал на кресло. —Разговор будет короткий, но серьезный и долгий.

Она с настороженностью опустилась на указанное место. С меняне сводила встревоженного взгляда, стараясь понять, как это короткий и долгий водном флаконе.

— Что случилось, шеф?.. Ты такой серьезный…

— Дел все больше, — пожаловался я. — Помнишьмечты закончить игру, после чего закатиться на месяц куда-нить в тропики… Ичто? До сих пор едем.

Она бледно усмехнулась:

— У нас хоть работа интересная. А сколько народу гнетспину только ради заработка?

— Ты права, — вздохнул я. — Хочу предложитьтебе другую работу… Нет-нет, не вскидывайся! Ты же знаешь, мы постоянноразрастаемся. И фирма наша уже ого-го, и прибыль начинаем вкладывать в разныето депозиты, то в пифы…

— А я при чем? — спросила она саркастически.

Я виновато развел руками:

— Я покупаю клинику. Ту самую, которую мне такстарательно всобачивал Тимур.

Она кивнула:

— Да, я слышала.

— «Адонис», — сказал я зачем-то. — Нашисоседи. Вроде бы по всем бумагам не самое худшее вложение денег. К тому жеродственные души.

— В чем?

— Тоже на острие прогресса, — сказал я, — каки мы. И тоже занимаются хрен знает чем. На одну лечебную операцию делаютпятьдесят косметических, но с тем же уровнем сложности…