– Я чуть со страху не умерла, когда этот старикашка поймалменя за пятку, – пожаловалась Ангелина, принимаясь поправлять вконецрастрепанную прическу.

Оливье чуть не подавился:

– За ногу?! Тебя?! – Его даже холодом обдало, однакофранцузская ирония оказалась сильнее тревожного чувства. – Я ему сказал, будтоэто кошка, и он поверил! О-хо-хо!

Ангелина мгновение смотрела на него, потом пожала плечами иповернулась к зеркалу. Ей страшно хотелось задать Оливье один вопрос, ногордость не позволяла, достаточно она перед ним сегодня унижалась, выставивсвое условие, при котором только и соглашалась помочь ему. Оливье тогдапочувствовал, что попался в свою же ловушку, и горько пожалел о том, что,стараясь склонить Анжель на свою сторону, рассказал ей случай, вычитанный из«занимательных историй» Таллемана де Рео.

Согласно этой книге, некая бедная вдова нотариуса купила устарьевщика потертую куртку, за подкладкой которой нашла бумаги, гдеговорилось: «В подвале такого-то дома, на глубине шести футов под землей, втаком-то месте (оно было точно указано) зарыто столько-то золота в кувшинах».Вдова эта, зная, что генеральный наместник города тоже вдов и бездетен,рассказала ему про клад, но дом не назвала и предложила на ней жениться –тогда, мол, раскроет тайну до конца. Тот согласился; клад разыскали,генеральный наместник сдержал слово и женился на вдове.

Оливье-то вспомнил эту старинную историю лишь для того,чтобы показать Анжель, какие невероятные случаи порою помогают людямразбогатеть; и нельзя же, глупо же из-за непонятной щепетильности отказыватьсяот того, что само идет в руки, однако эта легкомысленная, взбалмошная русскаясочла рассказанное за подсказку и поступила… как истинная француженка – а ведьони известны своей практичностью! Она согласилась помочь Оливье при одномусловии: тот женится на ней и признает ее ребенка своим. Оливье опешил. Да исама Ангелина чувствовала себя не очень-то уверенно. Вот уж не думала она, чтокогда-нибудь придется чуть ли не силой принуждать мужчину жениться на себе! Иесли бы не ребенок…

В конце концов, когда первые минуты взаимного смущенияминовали, оба, не сговариваясь, решили, что им достанется не худший на светесупруг (супруга), а потому они, как говорится, ударили по рукам. Однако теперь,когда все осталось позади, Ангелина вдруг почувствовала, что Оливье не прочь датьотбой. Ох, не зря та вдова потребовала, чтобы городской наместник сперваженился на ней, и только потом указала ему дом, где таились сокровища. Вот чтозначит вдова нотариуса! А она, Ангелина, и нотариусов-то видела сегодня впервыев жизни. Следовало бы, конечно, чтобы они сперва совершили акт бракосочетания,а уж потом приступили к завещанию, но уж тогда-то оно вряд ли было бысоставлено. А теперь, получив свое, Оливье думает – стоит ли выполнятьобещание, данное любовнице? В первый ли раз мужчины обманывают женщинобещаниями жениться? И кого из них за это постигла божья кара?

Ангелина смотрела на взгрустнувшего Оливье – и словно бычитала по его лицу все эти мысли. И это сейчас, когда времени прошло всегоничего. А уж завтра-то поутру, когда придет пора идти в ратушу и в церковь…Полно, да увидит ли его Ангелина завтра утром? Может, проснется в доме одна,брошенная, покинутая, наедине с непохороненной покойницей, а Оливье в это времяуже проделает часть пути до Парижа? Нет, он так не поступит. Он ведь знает, чтоего доброе имя в руках Анжель. Но если так… если так, не подвергается лиопасности она сама, потому что ее молчание Оливье может обеспечить только двумяспособами: жениться – или…

Оливье вдруг резко повернулся, и Ангелине почудилосьвыражение мрачной решимости на его лице. Навязчивый, безрассудный, липкий страховладел ею. Она метнулась к двери, толкнула ее изо всех сил – и с разгонавлетела в объятия какого-то человека, пытавшегося открыть дверь с другойстороны.

Ангелина вскрикнула, Оливье вскрикнул, вскрикнул и незваныйгость, в котором любовники не сразу узнали благополучно уехавшего в гостиницунотариуса де Мона.

* * *

– Прошу прощения, – произнес де Мон, неохотно выпуская изобъятий едва не лишившуюся чувств Ангелину и ставя на стол канделябр, очевидно,взятый им внизу, у лестницы. – Прошу прощения, однако я счел необходимымвернуться.

– Вы… что-то забыли? – спросил Оливье, причем начало фразыпропищал, а потом сорвался на хрип и зашелся кашлем; Оливье надеялся, чточертов де Мон не заметил маленького шажка, который он сделал, чтобы загородитьпредательскую щель в занавесях.

– Да нет, – ответил де Мон, так пристально глядя на Оливье,что тот понял: его маневры не остались незамеченными. – Я пришел, чтобы кое очем напомнить вам, сударь… и вам, сударыня, – прибавил он, отвешивая полупоклони бросая быстрый, но очень внимательный взгляд в сторону Ангелины, поспешившейсесть, ибо ноги у нее подкашивались.

– Напомнить? – со вздохом облегчения повторил Оливье,который вообразил уже бог весть что, а оказалось – забыты скорее всего какие-томелочи. – О чем?

– О том, что некоторые преступления ведут людей на галеры, аиногда и к позорному столбу, – изрек де Мон, и Оливье тоже поспешил сесть.

– К какому столбу? – проблеял он, не соображая, что говорит,и был остановлен суровым взглядом де Мона.

– Пока что вопросы задаю я! Понятно?

– По-по… – только и смог вымолвить Оливье, однако избытокотчаянных кивков с его стороны вполне возместил недостаток слов.

– Итак, – зловеще понизив голос, промолвил де Мон, – я хотелбы узнать…

Он многозначительно смолк, и если бы Оливье взялся сейчассчитать свой пульс, он узнал бы, что сердце его не ударило ни одного раза, покадлилась эта роковая пауза, и сорвалось в бешеный бег, когда наконец прозвучалвопрос:

– Я хотел бы узнать – как зовут вашу кошку?!

Оливье хотел засмеяться, но не смог. Он хотел крикнутьвозмущенно: «Ну знаете ли, сударь?!» – и тоже не смог. Он хотел вытолкатьбесцеремонного визитера за дверь – но не сделал и этого. Какое-то неведомоечувство, которое помогало ему, например, бросаться только в такие воронки, кудабольше не ударит ни один снаряд, в то время как его сослуживцев разрывало вклочья, заставило его сейчас собраться с силами и постараться выдержать взглядде Мона, выдавив:

– Ее зовут Анжель.

– В честь госпожи? – уточнил де Мон, снова отвешиваяполупоклон в сторону пригвожденной к стулу Ангелины, которая, однако, тожерешилась открыть рот, чтобы сказать:

– Да, сударь.