Молодой солдат воззрился на него:

– Почему вы это делаете, сударь? Ведь я же ваш тюремщик, ваш враг?

Бернар покачал головой:

– Мы с тобой не враги друг другу, Гильом. Мы – простые люди, мы сделаны из одного теста. Это те, кому мы служим, стравливают нас друг с другом. – Он взглянул юноше в глаза. – Скажи мне, ты хочешь и дальше продолжать свою службу здесь? Ты любишь свою хозяйку? А покойного хозяина любил?

Гильом поколебался, потом упал перед Бернаром на колени:

– Да простит меня Бог, я ненавидел его, и, хотя я знаю, что это он сделал ее такой, какая она есть, а до него ее отец, если слухи правдивы – к ней я тоже никакой любви не питаю. Болтают, она говорит с Богом, но она жестокая. Я с радостью оставил бы службу Пиверу, если бы мог.

– А хозяйка знает, что я здесь? – спросил Бернар, надеясь получить хоть какие-то крохи информации, раз уж парнишка утратил бдительность.

– Когда она в первый раз вернулась три недели назад…

– Три недели, – пробормотал Бернар.

– Да, сеньер, в конце апреля. Тогда нашего командира вызвали к ней с докладом. Он доложил ей, что в тюрьме в ожидании ее распоряжений содержатся несколько браконьеров.

– Так меня считают браконьером? – улыбнулся Бернар.

Гильом покраснел.

– Вы не единственный, месье, кто воспользовался ее отлучкой, чтобы проникнуть в ее владения. – Он поколебался. – Служанки говорят, она носит дитя. Уже несколько месяцев. А еще, что она привезла с собой из Тулузы какого-то подменыша, которого прячет от всех в старом доме. И похоже, она ждет еще гостей, потому что служанки перестирывают белье и прибираются в верхних комнатах. – Он устремил на Бернара полный надежды взгляд. – Так, думаете, вы сможете научить меня читать?

Бернар улыбнулся:

– Когда тебя в следующий раз пошлют меня охранять, спрячь под плащом доску и кусок угля. Вот увидишь, еще до исхода мая ты у нас научишься писать и будешь готов жениться на своей Жанетте.

Тулуза

– Что ты собрался делать, Эмерик? – во второй раз спросила Мину, полная скверных предчувствий.

– То, о чем ты просила, – с невинным видом отозвался тот. – Отвлечь их, чтобы ты могла незаметно улизнуть из дома.

– Смотри только, сам не влипни в неприятности, – вздохнула она.

Он лишь ухмыльнулся и бросился бежать по галерее к кухонному дворику. Через мгновение до Мину донеслось дикое кудахтанье кур и вопль кухарки. Заткнув уши, она стремительно пересекла двор и выскочила на улицу Тор.

Она протянула монетку пожилой женщине, торговавшей фиалками на ступеньках церкви, потом, убедившись, что никто за ней не наблюдает, скользнула внутрь ровно в ту минуту, когда колокола начали бить четыре.

– Лови ее! – вопила мадам Монфор, размахивая руками.

С трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, Эмерик укрылся на лестнице под лоджией. Он похитил из курятника курицу и, привязав к ее лапе деревянную ложку, выпустил во двор. Переполох, который вызвало ее появление, полностью оправдал все его ожидания.

– Да сделайте же что-нибудь!

Птица металась по двору, сшибая все на своем пути ложкой. Теперь она забилась за колеса тележки мясника.

Мадам Монфор всплеснула руками:

– Загони ее в угол, остолоп!

Поваренок бросился на курицу, но та, хлопая крыльями, метнулась в противоположном направлении. Конюх попытался подтолкнуть ошалевшую птицу ему в руки, но не заметил ведро с водой, стоявшее у него на пути, и, споткнувшись о него, растянулся во весь рост, а разлившаяся вода вымочила юбки мадам Монфор.

– Идиот! – заорала она. – Дубина стоеросовая! Набрось на нее что-нибудь! Одеяло или плащ!

Эмерик выглянул сквозь зеленый полог плюща, увивавшего стену под лоджией. Бо́льшая часть домочадцев либо высыпала во двор, либо глазела из окон и с балконов. Понимая, что надо продержаться, пока Мину не вернется, он протянул руку и подтолкнул курицу палкой от метлы; та, хлопая крыльями, вновь вылетела на обозрение публики.

Мину с Питом стояли рядышком в тени самого маленького придела церкви Сен-Тор.

– Я не могу долго здесь находиться, – произнесла она, отнимая свою руку.

– Я знаю, – отозвался он негромко. – Жаль, что ты не захватила с собой Эмерика, чтобы посторожил.

– Я не могла. Пришлось попросить его отвлечь наших домашних, чтобы я смогла выскользнуть из дома незамеченной. Месье Буссе неожиданно вернулся, и теперь все в доме встревожены и постоянно начеку.

– Спасибо, что пришла, – быстро произнес Пит.

Им впервые удалось остаться наедине с того их странного свидания в доме призрения, и Мину не могла не заметить, как сильно он изменился. Хотя его бороде и волосам не был возвращен природный цвет, от пребывания на солнце на коже у него высыпали веснушки. В глазах светилась решимость. Целеустремленность.

– Я хочу, чтобы вы с Эмериком сегодня же вечером уехали из Тулузы, – сказал он.

От этих его слов у Мину на миг перехватило дыхание.

– Неужели ты не будешь страдать от моего отсутствия? – лукаво поддразнила она, потом заметила выражение его лица и посерьезнела. – Почему именно сейчас? На улицах уже давно не было так спокойно.

– Сегодня ночью… – начал было Пит, но остановился.

– Ты же знаешь, что можешь мне доверять.

– Я-то знаю, только меня повесят, если станет известно, что я предупредил кого-то вроде тебя.

– Кого-то вроде меня? – сощурилась Мину. – Католичку, ты имеешь в виду? Я всегда ею была, но раньше для тебя это не имело никакого значения.

Пит запустил пятерню в волосы.

– Не просто католичку – племянницу самого Буссе, – сказал он. – Твоего дяди, который во всем этом замешан и который всегда был одним из самых ожесточенных гонителей гугенотов в Тулузе.

Мину подумала об этом раздражительном дородном мужчине, которого вечно не было дома. Она недолюбливала его и считала человеком грубым и неприятным, но никогда прежде не думала, что он может быть опасен. Что его стоит бояться.

– Да нет же.

– Он состоит на жалованье у месье Дельпеша, самого влиятельного торговца оружием и людьми. Кроме того, ни для кого не секрет, что у него есть сторонники среди церковников, фракций, поддерживающих герцога де Гиза, людей, которые даже не считают нужным скрывать, что хотят изгнать всех гугенотов из Тулузы. И из Франции.

Мину вспомнила бочонки с порохом и дробью в подвале дядиного дома и многочисленных визитеров, которые приходили и уходили под покровом ночи. Потом негромко произнесла:

– К нам в дом часто приходит один священнослужитель. В красной сутане, очень высокий и слишком молодой для такого сана. С очень приметной белой прядью в черных волосах.