Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проституток было заказано три. Но явились только две.
— Третья заболела, — нервно хихикала темненькая, заглядывая каждому в лицо.
Старалась выяснить, есть ли тут опасные. От меня и от Репы сразу отвела взгляд. На Мише ее взгляд задержался. Ему она повторила развернуто, с заискивающей улыбкой:
— Заболела подруга. С утра, главное, все нормально, а как ехать, блядь, заболела.
Дембеля широко улыбались в ответ. Рассредоточились вдоль шведской стенки, напротив проституток, усевшихся на стопку матов. Переминались с ноги на ногу. По обычаю побритые наголо в день выхода приказа об увольнении в запас дембеля светлели голыми черепушками, и казалось, именно этим ощущением наготы объясняется их некоторая скованность. Я уже раз десять погладил свой мягкий, продуваемый сквознячком «полубокс».
Проститутки тоже не искрились весельем. Квелые какие-то. Не фонтан. При свете свечей, расставленных на гимнастическом коне, сложно было разобрать и внешность их, и возраст. Мне смутно припомнился рассказ Репы о том, как он выбирал на улице путану, подсвечивая себе спичками.
Уловив общие мысли, темненькая поднялась, далеко потянувшись руками и пригнув голову, будто влезала в тесную одежку. Обширная задница ее на какой-то миг зависла над матами. Она игриво ойкнула, сказала:
— Работала вчера. Всё болит.
Шагнула к уставленному свечами коню, ближе к свету, чтобы ее можно было рассмотреть. Но стояла шпалой, как приезжая на деревенской дискотеке. Ее крашенная в радикальную блондинку подруга осталась сидеть на матах. Она не произнесла до сих пор ни слова. Вид у нее был глубоко отсутствующий.
Один только Мацегора выглядел естественно — деловито раскладывал на матах, за спинами у проституток, закуску и выпивку из вещмешков. Стучал кружками, откупоривал магазинные банки с соленьями.
— Сервелат здесь хороший, — задумчиво произнес Мацегора, на что Репа тут же отреагировал.
— Да режь и его тоже. Справимся.
Посмеялись нестройно.
Вошел Антон, следом Лёлик. Среди дембелей произошло некоторое движение, которое можно было перевести так: «А что, салага тоже будет?»
Ни на кого не глядя, Лёлик отправился прямиком к матам, помогать Мацегоре.
Подойдя к темненькой, Антон шлепнул ее по заду.
— Да не ссы ты, Вика, всё будет в лучшем виде. Солдат шалаву не обидит.
Этот шлепок привел в движение всю компанию. Солдаты двинулись к матам. Уставленные тарелками с искромсанной штык-ножом колбасой, горками соленых огурцов и ломтиков хлеба, маты были похожи на изрытые кротами грядки.
— Я вообще-то не Вика, я Лика, — сказала темненькая. — Вика та, которая не пришла.
— А эта — Кристина? — спросил Антон.
— Виолетта.
— Что такая смурная, Виола? — отрывисто, с нотками недовольства в голосе, обратился Антон к сидящей блондинке. — А? Умер кто?
Та посмотрела на него совершенно безразлично, но потом все же соорудила на лице приветливое выражение.
— Не выспалась просто. Давайте, что ли, выпьем.
В следующую секунду Лёлик протянул ей кружку, в которой, покачиваясь, поблескивала водка.
— Что это? — спросила Виолетта Лёлика.
Тот молчал — видимо, так научил его Антон. Пришлось Виолетте разбираться самой. Приняла кружку, принюхалась.
— Водка?! Ой, мальчики, а можно мне что-нибудь по-слабже?
Лёлик бросил короткий взгляд на Антона и, вернув кружку с водкой на мат, вытащил откуда-то из звякнувшего полумрака бутылку пива.
— Пив-в-асик, — радостно прогнусавила Лика. — И я хочу.
— Пива два ящика всего, смотрите, — предупредил Мацегора.
С появлением Лёлика он прекратил хлопотать с сервировкой и сейчас, отойдя в сторонку, возился с вещмешками: сворачивал их, стягивал, старательно поправляя каждую складочку. Отмежевался от Лёлика, хоть и был с ним одного призыва. Оно и понятно. Не хотел, чтобы его ставили на одну доску с хроническим салабоном. Лёлик как ни в чем не бывало продолжал делать бутерброды с сыром.
— Пусть пьют пиво, если хотят, — махнул Антон. — Лишь бы не квасились.
Он вопросительно посмотрел на Лику.
— Да, девчонки? Не будем кваситься?
— Не будем.
Лелик, оказывается, уже разлил. Разобрали. Антон произнес тост.
— За настоящих мужиков. У всех тут свой путь был. Но, главное, каждый остался мужиком. Нас мало, но мы, бля, в тельняшках!
Сдвинули с глухим стуком кружки, проглотили, кое-кто блаженно выругался.
То, что никто ничего не добавил к тосту, Антона, кажется, огорчило.
Кажется, он ждал подтверждений от этого клуба матерых, прошедших, в отличие от нас с ним, все ступени дедовщины, что они принимают его за равного. Мы с вами одной крови, матерые — вы и я.
— А музыка где? — поинтересовался Репа. — Как-то без музыки стрёмно.
— Э! Правда. Где музыка? — оживился Паша.
Мацегора кивнул в сторону сауны.
— Туда отнес, — пробубнил он и покосился на спину Лёлика — мол, пусть этот слётает.
— Давай, давай, Мацик, не тормози, тащи, — Антон начал раздражаться.
Не сработал номер. Пришлось Мацегоре топать за магнитофоном самому. По губам Лёлика пробежала усмешка.
— Виолетта на соседку мою похожа, — шепнул мне Рома Тишкин. — Копия.
— Такая же… эээ… смурная?
— Да вроде нет.
Появилась магнитола формата «батон». Мацегора подключил ее к удлинителю, дотянувшемуся почти до середины зала. Долго и нехотя, понукаемый дембелями, прибавлял звук.
— Больше не могу, мужики, — уперся он. — Правда. Снаружи кто-нибудь услышит.
— Да кто услышит? С Митей всё проплачено.
— А если командира принесет? Припрется с проверкой. Как в прошлом году. Пришел, дневальным запретил дежурного предупреждать, и давай народ палить.
— Палить или пялить? — гоготнул Репа.
— А?
— Слышь, Мацик, — сказал Репа, поленившись растолковывать каламбур. — У нас тут телки, все дела. А ты нам про проверки тулишь. В своем уме, нет вообще?
Как ни старался Мацегора примазаться к дембелям, его усадили рядом с Лёликом, в самый дальний угол.
— Смотрите, орлы, — сказал им Дима Тишкин. — Если что, вы самые трезвые должны остаться. Задача ясна? Так что не налегайте.
Танцевальные ритмы существенно облегчили процесс. Казалось, всем стало легче двигаться и говорить. Под Яки-Ду, Кая Метова и Ветлицкую дружно принялись выпивать и закусывать. Сначала стоя, потом расселись на расстеленные плащ-палатки. Солдаты пили водку из кружек, проститутки пиво из горла.