Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я лишь позволял Лёлику салабонствовать. Только и всего. Ни разу пальцем не тронул. Всё устроил Антон. Скорей всего, ему это не стоило особых усилий. Несколько раз просил меня прислать Лёлика в особый отдел после отбоя — помочь: то пол помыть, то смазать петли сейфа. После чего Лёлик и начал подшивать, чистить и прибирать. Могло даже обойтись без рукоприкладства. Только однажды, перед умывальником в туалете, я заметил у него синяки на ребрах. Но почем знать, откуда были те синяки. Кто-нибудь мог и в столовой приложиться, и в бане: большие глаза его были вызывающе сини, а силуэт волнующе тонок.
И все же в сравнении с жизнью остальных салабонов у Лелика был тихий семейный курорт.
Но вот мы сидим у меня в писарской: сейчас Лёлик дочистит сапоги, и спать, — и вдруг он спрашивает, размазывая гуталин:
— А разве Антон тоже мой дед?
Какого хрена?! Почему он спрашивает меня об этом?!
Притворяюсь, будто у меня так зачесалось между лопаток, что я слова не могу сказать, пока не почешу.
— Я понимаю, ты. Я к тебе назначен, — говорит Лёлик, пока я заламываю руку к лопаткам. — Ты меня учишь всему.
Он откладывает сапог, подходит и чешет мне спину. Залазит прямиком под майку и чешет. Старательно, сначала левую лопатку, потом между лопатками, потом правую… Молчу и боюсь пошевелиться. Жду, когда он закончит.
— А Антон? — продолжает рассуждать Лёлик. — У него даже подразделение другое. А? Он же особый отдел… Всё? — интересуется он, но руку из-под майки не вынимает.
— Спасибо, — отвечаю. — Всё.
— Мы с тобой при штабе, — чувствуя, что со мной это можно, Лёлик присаживается на краешек стола. — А он при особистах. Вот и получается, что он мне никакой не дед. Или как, Саш? Он, конечно, твой друг… Но мне и другие говорят…
— Что говорят?
— Говорят: чего ты Антону все делаешь? Он тебе никто. Он тебе не дед.
Хорошо бы сейчас застрелить Лёлика. Прошить очередью фигурно, восьмеркой или крестиком, как старший по стрельбам прошивает мишень на стрельбище, когда в распечатанном цинке остаются патроны. А лучше взорвать. Вынуть из стола гранату, выдернуть чеку и всучить Лёлику: «Беги к сопкам. Так будет лучше для всех».
— Я ничего не говорю. Другие вообще вешаются. В первой роте вон по четыре деда на одного. Но все же… Я даже не против, что тебе самому до деда еще два месяца. Мелочь. Подумаешь, два месяца. Я как бы насчет порядка…
Он разговаривает со мной задушевно, как с родным. Я его дед. Хотя и преждевременный. Всего-то на два месяца раньше срока. Для Лёлика — не вопрос.
— Я готов тебе все делать. Без проблем. Как положено, Саш. Но Антон… не знаю… как бы он-то не штабной…
Смотрит на меня синими глазами принцессы и ждет ответа.
— Все нормально, Лёлик. Все нормально. Иди спать.
А что еще сказать человеку, который только что начистил тебе сапоги и почесал спину?
Отношения с Антоном несколько охладились. Я не мог смотреть ему в глаза. Не мог с ним разговаривать так же открыто, как раньше. Он наверняка догадывался, что дело в Лёлике.
Лёлик стал задумчивым и нерасторопным. Но всё шло пока своим чередом. Я собирался поговорить с Антоном. «Слушай, зёма, давай без Лёлика обойдемся. Обходились же. Честно говоря, противно все это».
Однажды вечером — была шумная ветреная осень, хоть это и не имеет отношения к делу — Антон оставался на ночевку в штабе, мы собирались с ним полакомиться импортной ветчиной: ему пришла очередная посылка. Лёлик был отправлен к хлеборезу за хлебом. Я отлучился в туалет, а когда вернулся, застал у себя в комнате сцену, которую никак не ожидал там застать.
Сморщенный, хватающий ртом воздух Лёлик стоял на четвереньках возле опрокинутого стула. Антон сидел на корточках и вопросительно заглядывал Лёлику в лицо. Услышав отрывающуюся дверь и увидев мои ноги, Лёлик поднял голову — и получил отвесный удар кулаком по спине. На меня Антон даже не взглянул.
— Так что ты хотел сказать, салага, — тихо поинтересовался он у Лёлика.
Лёлик хрипел, но гримасу боли и испуга уже меняло миролюбивое недоумение. Распахнулись синие глаза, Лёлик отрицательно помотал головой.
— Антон! Ты не так понял!
Поднявшись, Антон пихнул его сапогом в живот. Лёлик улегся на пол, медленно подгибая колени к груди.
— Да все я правильно понял, салага. Это ты никак не поймешь.
Мы встретились с Антоном взглядами. Он раздраженно отвернулся.
— Иди и приходи черед пятнадцать минут с чайными ложками, — велел Антон Лёлику.
Когда скособоченный Лёлик вышел, Антон снова посмотрел на меня.
— А ты как думал, Саня? — всплеснул он руками так резко и широко, что я невольно отпрянул.
Он был по-настоящему зол.
— Ты думал, Саня, это он по зову сердца? Хватит целку из себя строить, сколько можно!
Коляша прискакал, едва прекратился снег. Спешиваться не стал. Свистнул, осадив Яшку возле забора. Топилин выглянул в окно.
— Приходи попозже! — крикнул Коля.
Выглядел возбужденным.
— Что случилось?
Коляша объяснять не стал, махнул рукой в сторону конюшни.
— Сюрприз. Только оденься потеплее.
Вечером, одетый в Сергеевы лыжные штаны и пуховик с капюшоном, он был в Колиной каморке.
Коляшин сюрприз празднично возлежал посреди стола — толстобокий, сочного лаврового оттенка, с текучими выемками, в которых было что-то телесное, с гибким пластиковым ремешком и упругими крышечками на окулярах — большой армейский бинокль.
— Вот, Саша, инфракрасный, — познакомил их Коля.
Выглядел он при этом так, будто хвастал олимпийской медалью. Топилин дал себе несколько секунд на раздумье, но оно ни к чему не привело.
— Так вон ты како-о-ой, — Топилин дотронулся до инфракрасного пальцем, помолчал, все равно ничего не придумал. — И что?
— Х-ха! — Коля приосанился и сложил руки на груди. — Ты про точку в лесопосадке знаешь? Ну, знаешь, знаешь. Ну вот. Это такое шоу! Как они там, — Коляша наскоро продемонстрировал, как они там. — Я тебе говорю! Отпад!
Увлекшись, Коля подошел к окну.
— Я тут местечко подготовил, — говорил он, глядя в темное окно. — Офигенное. Видно, как они в машинах… тынц-тынц-тырырынц… Думают, их не видно. Темень же!
Топилин чувствовал себя очкастым ботаном в пионерлагере, которого мальчишки решили приобщить к сокровенной тайне — дырке в девчачью раздевалку. И совестно как-то — со многими девчонками дружит, — и отказаться нельзя: с мальчишками тоже хочется дружить.
— Ну, ты, Колёк, ваще.
Коля достал бутылку водки, которую незадолго до этого выпросил у Топилина. Налил по полкружки.