Однако есть много свидетельств, что, пока Микеланджело работал над этими удивительными произведениями искусства, нервы его были напряжены до предела. Примерно в то время, когда он послал во Флоренцию за тем самым учеником, что приехал потом верхом на муле и оказался для него таким разочарованием, Микеланджело признавался в письме: «Сам я работаю мало»[754], и виной тому, видимо, были бесконечные споры и склоки из-за дома с кардиналом делла Ровере. Возможно, начались они потому, что если кардинал полагал, будто всего-навсего предоставляет Микеланджело дом в Мачелло деи Корви на время работы над гробницей, то Микеланджело настаивал, что дом должен быть передан ему навсегда в собственность. Иными словами, он пытался повысить щедрый гонорар, оговоренный в его контракте, так, чтобы он включал в себя еще и большой дом на окраине Рима. Он не отступался от своих требований на протяжении двух десятков лет, пока наконец папские душеприказчики настолько не устали от дрязг, что в изнеможении согласились[755].

Моисей. Деталь гробницы Юлия II. 1513–1516

Возможно, Микеланджело пытался получить за гробницу максимально возможную плату, потому что на тот момент она была его единственным заказом и, учитывая темп работ, создание ее могло продлиться до конца его дней. Товарищ его отрочества, ныне папа и правитель значительной части Италии не предпринимал решительно ничего, чтобы ему помочь. Тем временем Микеланджело не мог не осознавать, что его стремительно затмевал младший соперник: Рафаэлло Санти быстро превращался в короля римских художников.

11 марта 1514 года в возрасте семидесяти лет скончался Донате Браманте. Его преемником на посту главного наблюдателя за строительством собора Святого Петра был назначен не другой зодчий, а живописец Рафаэль. В письме дяде в Урбино от 1 июля 1514 года Рафаэль описывал, как Лев X «всякий день» навещает его в мастерской, вместе с его пожилым наставником в архитектуре и коллегой фра Джокондо, «и подолгу беседует с нами о возведении храма»[756]. Таким образом, в возрасте тридцати лет Рафаэль стал одним из ответственных за величайший архитектурный проект в Европе, хотя и не имел почти никакого зодческого опыта.

В том же письме дяде Рафаэль упоминает, что кардинал Биббиена, один из ближайших и преданнейших сторонников Льва, хочет женить художника на своей племяннице. Кроме того, кардинал заказал ему, Рафаэлю, свой портрет, что тот и исполнил, а еще вместе со своими ассистентами расписал stufetta, или парную баню в ватиканских покоях кардинала, в классическом вкусе, поразительно откровенными эротическими сценами.

По-видимому, Рафаэль без труда сумел войти в придворное общество и стал с легкостью играть роль утонченного аристократа. Контраст с Микеланджело не мог быть более разительным. Но разумеется, Рафаэль обладал и другими важными качествами, кроме светской любезности и изысканных манер. Он не просто был блестящим живописцем, но и владел еще одним бесценным умением. Микеланджело трудно было работать с другими художниками, хотя бы примерно сопоставимыми с ним по статусу, в значительной мере потому, что он хотел контролировать все аспекты работы и единолично отвечать за конечный результат. В отличие от него, Рафаэль любил сотрудничать с собратьями по ремеслу. Подобно актеру, одновременно руководящему театральной труппой, он интуитивно подбирал другим художникам роли, в которых они могли проявить наиболее полно свое дарование[757].

Например, Джованни да Удине специализировался на имитации античных рельефов, а также на изображениях цветов и плодов. Рафаэль продемонстрировал эти таланты коллеги с максимальным блеском, когда он и его команда расписывали фресками лоджию роскошной виллы на берегу Тибра, принадлежавшей богатому банкиру Агостино Киджи и впоследствии получившей название «Фарнезина»: Джованни выполнил для ее украшения необычайные гирлянды цветов, фруктов и овощей, которые сочетали ботаническую точность с почти порнографической двусмысленностью форм.

Искусно используя способности таких одаренных ассистентов, как да Удине, Джулио Романо, Джованни Франческо Пенни, Полидоро да Караваджо и Перино дель Вага, Рафаэль, выражаясь современным языком, сумел «усилить» свой бренд, нисколько не «разбавив» его. Готовый продукт вполне напоминал Рафаэля, но мог включать в себя дополнительные ингредиенты и доставлялся быстро, поскольку выполняли его несколько человек. У покупателя складывалось впечатление, что, если вы заказывали что-то у Рафаэля, требуемое изготавливалось быстро, качественно и надежно. Потому-то честолюбивые художники и стремились попасть в его мастерскую.

В 1519 году, на пике славы Рафаэля, мантуанский посол Пандольфо Пико делла Мирандола написал Изабелле д’Эсте от имени двадцатилетнего живописца, последователя Микеланджело, которого тот полагал очень одаренным. Однако Рафаэль был о нем невысокого мнения, и потому юноше пришлось искать работу за пределами Рима[758]. Смысл послания был ясен: если Рафаэлю не по вкусу то, что ты делаешь, можешь убираться.

* * *

В марте 1515 года Микеланджело исполнилось сорок, а в этом возрасте люди эпохи Ренессанса начинали воспринимать себя как стариков (достигнув этих лет, Эразм Роттердамский сочинил поэму «О старческих недомоганиях»)[759]. Предшествующие двадцать лет он провел в неустанных трудах, зачастую испытывая огромное психологическое напряжение. Впрочем, жизнь художника состояла не из одной лишь тяжелой работы, уныния и мрака, как можно предположить, читая его письма к родным. Может быть, друзья его не происходили из высшего общества, в отличие от ближайшего окружения Рафаэля, но они у него точно были, в том числе соотечественник, уроженец Тосканы Джованни Джеллези. Когда в апреле 1515 года Микеланджело отправился во Флоренцию навестить своих близких, Джеллези трогательно объявил, что, лишившись общества друга, чувствует себя сиротой в Риме, развратном Вавилоне[760].

Он добавил, что в отсутствие Микеланджело они, его тоскующие друзья, приняли в свой круг нового приятеля, родственного им по духу. Этим человеком оказался Доменико Буонинсеньи, секретарь кардинала Джулио Медичи; в будущем ему суждено было сыграть в жизни Микеланджело важную роль. Его также неизменно поддерживал человек по имени Леонардо Селлайо, или Леонардо Шорник, флорентиец, по-видимому служивший в банке, возглавляемом другим соотечественником и приятелем Микеланджело, проницательным и чутким меценатом Пьерфранческо Боргерини.

Можно сказать, что Селлайо исполнял при Микеланджело обязанности мажордома: он ведал всем бытом и делами Мачелло деи Корви в те годы, когда Микеланджело отлучался из Рима, и выступал как неутомимый корреспондент, постоянно снабжая Микеланджело новостями из римского мира искусства, а по временам и давая разумные советы. Прочная дружба с Селлайо свидетельствует о том, что, несмотря на сложный характер, Микеланджело способен был пробудить в близких людях почти вассальную верность.

В эти же годы Микеланджело подружился еще с одним живописцем, венецианцем Себастьяно Лучани. Себастьяно, родившийся в 1485 году, был на десять лет