Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понял… что?
– Свою непостижимую связь с великим магистром, соединившую наши эпохи. Я понял, что избран очистить орден от упадка и разложения, ибо орден давно уже гнил изнутри. Я должен дочиста отмыть этот мир и восстановить его в истине, сообразно намерениям отца понимания.
И вновь сцена изменилась. Теперь я оказался в помещении, где высокопоставленные тамплиеры выносили приговор Жермену, высказываясь за изгнание его из ордена.
– Пророки редко удостаиваются признания современников, – продолжал Жермен у меня за спиной. – Изгнание и пережитые унижения заставили меня пересмотреть прежнюю стратегию и найти новые пути для осуществления моей цели.
Сцена в очередной раз изменилась. Я попал в сравнительно недавнее прошлое – время разгула революционного террора. Мелькали ножи гильотин, работавших неустанно, словно часовой механизм.
– Осуществление любой ценой? – спросил я.
– Новый порядок не может наступить без разрушения старого. А если в людях заложен страх перед неограниченной свободой, это значительно облегчает задачу. Надо немного попотчевать их хаосом, это им напомнит, почему они жаждут послушания.
Мы опять оказались в склепе, но теперь – за мгновения до взрыва, унесшего жизнь Элизы. По ее лицу я видел, как она силится понять, что же явилось решающем ударом в этом сражении. Надеюсь, она поняла, что ее отец отмщен, и это частично успокоило ее душу.
– Здесь наши пути расходятся, – сказал Жермен. – Подумай вот о чем: прогресс движется медленно, но его невозможно остановить, как невозможно остановить движение ледника. Вы лишь немного отсрочили наступление неизбежного. Это все, чего вы сумели добиться. Одна смерть не в силах остановить приливную волну. Возможно, не моя рука будет направлять человечество туда, где ему изначально положено находиться. Это будет рука кого-то другого, только и всего. Думай об этом, когда станешь вспоминать ее.
Я подумаю об этом.
* * *
После смерти Элизы я несколько недель подряд пытался разгадать одну загадку. Я всегда считал, что знаю Элизу лучше, чем кто-либо. Я провел с ней больше времени, чем кто-то другой. Но почему в конечном итоге все мои «знания» оказались бесполезными? Как могло случиться, что в действительности я совсем ее не знал?
Точнее, я знал ее девчонкой, но не женщиной, в которую она превратилась. Наблюдая со стороны, как она взрослеет, я никогда не удостаивался шанса восхититься красотой Элизы в расцвете ее молодости.
Теперь такой шанс мне уже никогда не выпадет. Вместе с Элизой ушло наше совместное будущее. Мое сердце иссыхает от боли. В груди – свинцовая тяжесть. Я плачу об утраченной любви, об ушедших вчерашних днях и о днях завтрашних, которые не наступят.
Я плачу по Элизе, которая, при всех ее недостатках, была и остается лучшим из всех известных мне людей. Едва ли мне когда-либо встретится кто-то похожий на нее.
* * *
Вскоре после ее смерти ко мне в Версаль явился человек по фамилии Раддок. Духи, которыми он побрызгался, едва маскировали отвратительный запах, исходящий от его тела. При нем оказалось письмо. На конверте было крупными буквами выведено: «ВСКРЫТЬ В СЛУЧАЕ МОЕЙ СМЕРТИ».
Печать оказалась сломанной.
– Вы прочли письмо? – спросил я.
– Разумеется, сэр. С тяжелым сердцем, но я выполнил распоряжение.
– На конверте указано, что письмо должно быть вскрыто в случае ее смерти, – добавил я.
Голос у меня слегка дрожал, выдавая мои истинные чувства.
– Совершенно верно, сэр. Буду с вами честен: получив это письмо, я убрал его в комод, надеясь больше не увидеть.
Я пригвоздил Раддока взглядом.
– Раз уж вы заговорили о честности, скажите правду: вы вскрывали конверт до ее смерти? Если да, значит вы могли косвенно способствовать ее гибели.
Раддок улыбнулся с оттенком печального простодушия.
– Я бы до такого и не додумался, мистер Дориан. Вам должно быть известно, сэр, что солдаты пишут подобные письма накануне битвы. В такие моменты людям свойственно задумываться о своем поведении и жизненных принципах, но сами письма никак не влияют на участь того или иного солдата.
Интуиция подсказывала: Раддок прочел ее письмо раньше, чем она погибла.
Хмурясь на неожиданного визитера, я развернул лист и стал читать послание Элизы.
Раддок!
Прошу извинить отсутствие учтивостей. Увы, мое отношение к вам не претерпело изменений: вы не вызывали и не вызываете у меня особых симпатий. Опять-таки прошу извинить мне это признание, которое вы, скорее всего, сочтете достаточно грубым, однако… если вы сейчас читаете мое письмо, вы либо нарушили мое распоряжение, либо я уже мертва. В любом случае нам нет никакого смысла терзаться из-за нарушений правил этикета.
Но каким бы ни было мое отношение к вам, я вполне понимаю ваше стремление получить вознаграждение за то, что вы делаете. Я тронута вашей верностью и потому прошу показать это письмо моему возлюбленному Арно Дориану. Он является членом ордена ассасинов. Смею вас заверить: он воспримет мои слова как подтверждение того, что ваши жизненные принципы изменились. Но поскольку я очень сомневаюсь, что слов мертвого тамплиера будет достаточно, чтобы вернуть вам доверие братства, я подкреплю их еще кое-чем.
Арно, я прошу тебя отдать месье Раддоку письма (ниже я к ним еще вернусь), дабы они помогли ему снискать благосклонность ассасинов и способствовать его возвращению в орден. Этот поступок наглядно покажет месье Раддоку степень моего доверия к нему и мою уверенность в том, что просьба будет выполнена без лишних проволочек и потому не потребует каких-либо проверок ее выполнения.
Арно, остальная часть письма предназначена для тебя. Я очень надеюсь, что сумею вернуться после сражения с Жерменом, и тогда я заберу у Раддока это письмо, порву и навсегда забуду о его содержании. Но если ты все же читаешь эти строки, значит, во-первых, мое доверие к Раддоку оказалось не напрасным и, во-вторых, я мертва.
Мне нужно об очень многом тебе рассказать, но я сейчас на том свете. Вместо меня это сделают мои дневники, которые я тебе завещаю. Последние тетради ты найдешь в моей сумке, а более ранние – в тайнике, вместе с упомянутыми письмами. Обследуя содержимое чемодана, ты не обнаружишь там писем, которые ты мне писал. Не торопись делать вывод, будто я их не сберегла. Об их судьбе ты тоже прочтешь на страницах одного из моих дневников. В тайнике лежит и кулон, подаренный мне Дженнифер Скотт.
Второго листа в письме не было.
– Где продолжение? – спросил я.
Раддок развел руками:
– Видите ли… Второй лист содержит сведения о местонахождении писем, которые, по мнению мадемуазель Элизы, могут способствовать моему восстановлению в ордене. Простите мою… бесцеремонность, но у меня есть некоторые опасения. Сдается мне: если я отдам вам второй лист, то лишусь, так сказать, «козыря». У меня нет никаких гарантий, что вы попросту не заберете письма себе и не используете их для упрочения собственных позиций в братстве.