Как и Грасия Нази, которая стала для нее во всем примером, Бланка Мария, уподобившись Деворе, Юдифи и Есфири и исполнившись мужества, настойчиво ходила из дома в дом, из дворца во дворец и собирала пожертвования, дабы помочь евреям на Майорке. Никто не мог устоять перед проникновенными интонациями ее тихого голоса. Этим поступком, который некоторые считали не вполне подобающим для дамы такого ранга, Мария Пирес желала продемонстрировать смирение и, благодаря смирению, получить благосклонность Яхве. Затем она написала Себастья Палоу и отправила письмо с нарочным, который отправлялся в Валенсию. Там уже без труда можно было найти надежного человека, который доставил бы его на Майорку. Чтобы помощь дошла вовремя, необходимо было срочно выяснить нынешнее положение узников. Кабальеро не замедлил послать ответ, пользуясь тем, что одна шебека как раз отплывала в порт Медисеу. Узникам грозит крайняя опасность, если только вдруг не случится какого-нибудь чуда, на что трудно надеяться. Палоу боялся, что их ждет самое худшее – костер.

Именно из этого письма вдова Сампол узнала, что наместник короля смещен, задолго до того, как это стало известно членам совета. Вильяреал так и не встретился с Родригесом Фермозино. Он лишь увиделся с Жауме Масом, алькальдом, которому вручил крупную сумму. Тот, желая ознакомить Вильяреала с тюрьмой, не придумал ничего лучше, чем свести его с Хромоножкой, что, впрочем, пришлось эмиссару весьма по вкусу. Добиться помощи от наместника короля у него, правда, не получилось, ибо маркиз как раз находился в Мадриде, а вот с Себастья Палоу он пообщался вволю. Тот решительно отсоветовал Вильяреалу применять силу для спасения заключенных. Штурм застенков инквизиции, доверенный банде разбойников, – а кто еще согласится взяться за это рискованное дело? – вряд ли мог увенчаться успехом. Этим негодяям и подонкам доверять было опасно, а тем более заплатив заранее. К тому же сей сброд питал такую неистребимую ненависть к евреям, что перед штурмом наверняка объявился бы кто-нибудь раскаявшийся и всех предал бы. Нет, надо было действовать иначе, не связываться с вооруженными людьми, но стараться договориться мирно, подкрепляя переговоры деньгами.

Бланка Мария Пирес дала прочитать письмо кабальеро своему другу Агило. Прежде чем это сделать, она долго колебалась и размышляла, повергнут ли Пере Онофре дурные новости в еще более тяжелое состояние или, напротив, встряхнут и заставят действовать. Агило лишь заплакал, как дитя, и в слезах вновь погрузился в свой сумеречный мир. Вдове Сампол в который раз пришлось самой взяться за мужское дело. Она попросила аудиенции у властей общины, чтобы поставить их в известность о провале миссии Вильяреала. Она настойчиво просила совет поскорее предпринять что-либо. Вела переговоры с казначеями о том, какую новую стратегию применить, чтобы помочь майоркцам. Бланка Мария Пирес рассматривала разные возможности, взвешивала все за и против и наконец, видя, как медленно продвигается дело, приняла решение не ждать больше ни дня и действовать в одиночку. В этой трудной ситуации она, как всегда, пожалела, что не родилась мужчиной, но тут же раскаялась и вновь возгордилась тем, что она женщина. Ей скорее хотелось бы ненадолго превратиться в мужчину, чтобы легче было решить это непростое дело. Временами она воображала себя переодетой в рыцаря, наподобие тех отважных защитников чести, о которых она в молодости читала в многочисленных романах. Вот она встречается с инквизитором и, не дрогнув, добивается освобождения своих друзей… Однако в Сьютат ее слишком хорошо знали, чтобы она могла решиться на подобную авантюру. Она рисковала бы не меньше, а то и больше, чем Пере Онофре, потому как ничто не доставило бы такой радости инквизиторам, как схватить и тех, кто, пребывая на свободной земле, организовал побег на шебеке. К тому же Бланка Мария Пирес в свое время сбежала с Майорки без необходимого пропуска, хотя и под негласной защитой наместника короля. Но теперь у нее покровителей на Майорке не было. Маркиз, как объяснил ей Себастья, попал в немилость у короля из-за интриг против курии и святой инквизиции. Нет, она решительно не могла поехать в Сьютат. Более того, сейчас как никогда прежде возможность вернуться на остров казалась ей совершенно неосуществимой. Ей нужен был надежный человек, на которого не упало бы и тени подозрения и которого ни при каких условиях не могли упечь в тюрьму. И вместе с тем – способный рисковать жизнью ради благородного дела, достаточно прозорливый, чтобы распознать слабости инквизиторов и смело вести переговоры с ними. Она вспомнила о Самуэле Абраиме, торговце из Табарки, с которым Пере Онофре всегда предпочитал вести дела, называя его своим благодетелем. Еврей Абраим не принял христианства, поскольку не был крещен, и это гарантировало ему жизнь. Его не могли посадить в тюрьму, поскольку инквизиция преследовала лишь лжехристиан или еретиков. Самуэл несколько раз бывал в Порто Пи, неплохо ориентировался в Сьютат де Майорка и знал, каковы по характеру обитатели этого города. Себастья Палоу к тому же окажет ему помощь. Однако Абраим испугался. Ему недоставало мужества предпринять столь далекое путешествие ради дела, которое он считал начисто проигранным. Он был уже стар и устал от жизни. Ему было жаль расстраивать вдову, ведь он очень любил Агило и горячо ему сочувствовал. К тому же Абраиму было лестно, что сеньора Пирес первым предложила выполнить эту миссию ему, а не кому-либо из этих подозрительных раввинов, которые вечно кружились вокруг нее, как мухи, слетающиеся на мед, намереваясь выпросить денег в обмен на успокоение ее души.

И тогда Бланка Мария Пирес решила послать за Жоао Пересом, уехавшим по ее же делам в Венецию, чтобы спросить, не согласится ли он, несмотря на возможную опасность, отправиться в Сьютат с первым попутным судном.

VIII

Чтобы не сталкиваться лицом к лицу с отцом Аменгуалом, отец Феррандо подождал в стороне, пока тот пересекал внутренний дворик. На людях иезуиту не хотелось демонстративно отворачиваться при встрече, как делали оба в монастыре, чтобы не здороваться друг с другом. Вражда между ними в последние месяцы усилилась. Даже главный викарий провинции укорил их за то, что они подают дурной пример остальным, и заметил, что их поведение не вяжется с той должностью, на которую каждый из них претендует. Отец Феррандо особенно ярился, поскольку никак не мог пережить, что именно его соперник стал заниматься Вальсом, хотя сам же просил освободить себя от этой миссии, полагая невозможным с ней справиться, и разрешить ему заниматься более вменяемыми заключенными. Впрочем, работа со многими из них уже дала свои плоды. Разумеется, большинство таковых составляли женщины: их упорство сломить всегда проще, учитывая присущее им скудоумие. Однако то, что ему удалось привести к раскаянью Полонию Миро, Айну Фустер, Айну Сегуру, сестру последней – тетушку Толстуху и Айну Дурью Башку, а также заставить их признать превосходство христианской религии, казалось ему заслугой, достойной всеобщей похвалы и признания, которой этот недоумок отец Аменгуал не мог не завидовать. И это еще не все. Несколько мужчин тоже искренне согласились принять католичество: Рафел и Балтазар, сыновья Дурьей Башки, Пере Онофре Марти по прозвищу Акула. Быть может, среди всех священников и монахов, призванных инквизицией способствовать обращению преступников в истинную веру, именно он, Феррандо, добился наибольшего успеха в этом трудном деле. Эта мысль наполняла его священной гордостью. Его противник пока что не добился ничего. Вальс был крепким орешком, а у отца Аменгуала почти не осталось зубов.