– Так ты признаешь, что ты иудей?

Габриел Вальс ответил не сразу. Он снова посмотрел в окно. В квадрате ясного голубого неба мелькали черные точки далеких птиц.

– Ты признаешь, что ты иудей? – вопрос прозвучал еще настойчивей.

Узник посмотрел прямо в лицо обвинителю. Тот устремил на него взгляд, силясь придать себе свирепости гепарда, однако больше напоминал скунса.

– Да, ваше преподобие. Признаю.

Члены святого суда беспокойно заерзали в креслах. Казалось, заявление Вальса наконец-то заставило их очнуться от дремы. У всех на лице проступило выражение горячего рвения в борьбе за свою веру. Они смотрели на Вальса без малейшего сострадания. Любой был готов наброситься на смертельного врага, который заявляет о своем преступлении безо всякого стыда и совести, так же спокойно, как если бы говорил с ними о хорошей погоде или о наконец-то наступившей жаре.

– Но разве ты, как и остальные жители Сежеля, не крещеный? А значит, не можешь не следовать христианским законам.

– Моих предков крестили насильно.

Судебный следователь торжествующе улыбнулся: он поспорил с коллегами, что Вальс будет строить все свои доводы именно на этом утверждении.

– Столь великую милость, как крещение, нельзя считать насилием! – вмешался главный инквизитор, хотя обычно он хранил молчание: допрашивать заключенного обязан был обвинитель. – Твои предки могли уйти с христианских земель. Уйти – или позволить себя убивать, как Маккавеев.

– Это разрешили евреям в 1435 году, ваше преподобие! – воскликнул Вальс, приходя в гнев. – Что же до нас, то мы были лишены возможности выбора. Впрочем, я полагаю его несправедливым. Надо быть слишком сильным человеком, чтобы предпочесть смерть. Крещение и смерть не сопоставимы, они не уравнивают друг друга на чаше весов…

– Не хотите ли продолжить вы, ваше преподобие? – спросил обвинитель главного инквизитора. Однако увидев, что тот отрицательно покачал головой, сам продолжил допрос. – Значит, ты признаешь, что ты вероотступник? Тебе известно, что вероотступничество – худшее из преступлений? Что ты, тайный иудей, – в сто раз хуже, чем самый закоренелый лютеранин, чем любой еретик? Еретики нарушают лишь один из пунктов христианской религии, а тайные иудеи отрицают ее начисто.

Вальс молчал. Он снова посмотрел в окно. Судебный следователь воспользовался паузой, чтобы выпить воды. Сделав второй глоток, он поперхнулся и с шумом поставил кружку на поднос. Инквизитор грозно взглянул на него. Вальс по-прежнему не отвечал.

– Ты признаешь, что ты вероотступник? – снова спросил его обвинитель.

– Я признаю, что я иудей.

– И не раскаиваешься в этом? Не хочешь согласиться, что твоя религия устарела и обветшала в сравнении с новой, с той, которая ведет нас к спасению? Христос – истинный Мессия, принявший смерть на кресте во спасение наше…

Судебный следователь снова закашлялся. Вальс подождал, пока он закончит прочищать горло.

– Я не представляю, как творец вселенной может выйти из чрева обычной еврейской женщины в виде простого младенца, а затем может быть предан в руки врагов, чтобы те его распяли, и похоронен, как любой из живущих на земле людей… Я полагаю, что это противоречит здравому смыслу, по крайней мере в это трудно поверить…

– Бог знает, что ты несешь! – прервал его главный инквизитор.

– Христос воскрес на третий день после смерти! – торжественным тоном произнес обвинитель. – В этом никто не может усомниться. Это полностью доказано.

– Это так для тех, кто в это верит, но не для тех, кто оставил вашу веру. Мы, евреи, не преследуем христиан. Мы уважаем людей, которые соблюдают новый закон. Но это не означает, будто мы не допускаем, что они заблуждаются. Однако мы не считаем, что их надо сжечь живыми на костре… Не проще было бы всем нам подумать, ваше преподобие, что на небеса – к Яхве ли, к вашему ли богу – отправятся лишь те, кто творил добро и свободно исповедовал свою веру? Я слыхал, что кое-кто из христианских царей запрещал разорять синагоги, ибо это дома, где славится имя Господа.

– Ты ошибаешься, Вальс: мы не преследуем иудеев. Мы преследуем христиан, которые не умеют быть христианами. Если бы вы покинули эти земли во времена изгнания, вы могли бы предаваться своей лживой вере сколько угодно и безо всякого наказания. Лишь убеждая вас словами и примером, могли мы обратить вас…

– Я не считаю себя христианином, ваше преподобие.

– Нам не нравится твоя гордыня, Вальс. Она может привести тебя лишь к костру при жизни и к вечным мукам в адском пламени после смерти. Нет иного Бога, кроме Бога Отца, Бога Троицы. Нет иного спасения, кроме как в лоне Святой Матери католической апостольской римской Церкви, – непререкаемым тоном произнес главный инквизитор.

– Кому как не мне желать, ваше преподобие, спасения и пребывания на небесах после смерти…

– Нет худшего слепого, чем тот, который не хочет прозреть, Вальс. Что бы ты там ни говорил, но лишь католическая апостольская римская Церковь приведет тебя к тому, чего ты так желаешь. Вне Церкви нет и спасения.

– Его нет вне закона Моисеева.

– Тебя надо заставить пострадать, чтобы разум вернулся к тебе. Быть может, тогда твоя гордыня поутихнет и ты перестанешь так кичиться своей верой. Ты думаешь, ваш бог не помог бы вам, будь он могуществен? Или тебе не известно, что после прихода Христа на землю евреям положено одно – рабство?

Вальс не трусит. Теперь пытка его не страшит. Он чувствует в себе храбрость. Им руководит Адонай.

– Это – знак Яхве. Семя хранится в недрах земли, невидимое людскому глазу, и, кажется, неотличимо от почвы и воды. Но в конце концов это семя преображает и землю, и воду и дает плоды. Так и народ, избранный Богом, приуготовляет путь для истинного Мессии – настоящего плода.

– Не нравятся мне твои речи, Вальс. От них несет наставлениями раввинов и талмудическими книгами. Этому ты учил в саду?

– Нет, ваше преподобие. В саду я этому не учил.

– У нас есть доказательства, что это не так, Вальс. Ты не можешь отрицать, что наставлял в старой вере своих гостей.

– Не наставлял, ваше преподобие, готов поклясться.

– Не упоминай имя Божие всуе, не клянись им. Твой сын Рафел Онофре признался в этом. Зря ты упорствуешь.

Впервые у Вальса задрожали губы. Он сглотнул слюну.

– Должно быть, это было под пыткой, ваше преподобие. Мой бедный сын не мог сказать такого…

– У тебя дьявольская гордыня, Вальс. Не отрицай того, что нам известно. Вы уже давно собирались в саду, чтобы подготовить все для побега. Даже летательные устройства!

– Летательные устройства?!

– Да, летательные устройства, которые мастерил на крыше матрасник Боннин.

Вальс, казалось, силился что-то припомнить. «Им это известно. Лучше признаться. Это Шрам, должно быть, донес… Шрам рассказал о той беседе в прошлом году в воскресенье».