— Черти слопали, — нахмурилась я. Дома в самомделе не было. Куда он мог подеваться?

Я выбралась из машины и подошла ближе к пустырю. Сзадираздался вопль и грохот ведер, я повернулась и увидела на тротуаре мужичка втрико, желтой майке и луже воды, он слабо дергал босыми ногами и таращил глаза.Два ведра катились по проезжей части. Я подняла емкости и подошла к мужичку сзастенчивой улыбкой.

— Вам помочь? — спросила я ласково.

Он прикрыл глазки, вздохнул, потом с трудом поднялся, приэтом сделался немногим выше: ростом он был с сидящую собаку, его нос пребывалтеперь где-то в районе моего желудка. Задрав голову, он взглянул на меня и,раздвинув рот до ушей, как-то разом поглупел. Тут к нам подскочила Мышильда испросила:

— Не знаете, куда делся седьмой дом?

— Сгорел, — ответил дядька и нахмурился, безвсякого удовольствия глядя на сестрицу.

В этот момент я обратила внимание, что на всем обозримомпространстве улицы возле домов стоят люди и смотрят на нас с выражениемкрайнего удивления. Дядька перевел взгляд с Мышильды на меня и опять блаженноулыбнулся. Я сделала сестрице знак молчать и обратилась к нему:

— Где нам можно снять комнату? Дней на десять?

Он с ходу ткнул пальцем в дом номер девять.

— А не скажете, хозяйка сейчас дома?

— Дома, то исть нет. Я хозяйка, то исть хозяин.

— Отлично, — кивнула я с ободряющейулыбкой. — Может, войдем в дом и там поговорим?

— Войдем, то исть входите.

— А машину можно к палисаднику подогнать?

— Хоть в огород, хоть в палисадник.

— Мышильда, принеси воды, — сказала я, направляяськ «Фольксвагену». Сестрица без особой охоты подчинилась и пошла с ведрами кколонке, которая находилась метрах в тридцати от дома. Дядька все еще стоялнавытяжку, застенчиво шевеля пальцами ног.

Когда я подогнала машину, а Мышильда вернулась с полнымиведрами, он наконец опомнился и вприпрыжку бросился к родному дому, распахнулдверь и, отвесив поясной поклон, сказал с чрезвычайной любезностью:

— Заходите, вот сюда, прошу то исть…

Мышильда с ведрами в руках с трудом протиснулась мимо него,определила ведра на лавку возле стены и первой вошла в дом. Дом был большой инесколько захламленный. Было ясно с первого взгляда — хозяйка отсутствовала.Однако назвать дом совсем уж заброшенным, а тем более бедным, значило быгрешить против истины. Мебели было в избытке, старой, но добротной, а в буфете,стоявшем рядом с газовой плитой, красовался сервиз «Мадонна», недавний пределмечтаний всякой хозяйки. На столе наблюдались остатки трапезы и следы возлияний«на двоих».

— Вот оно, значит, — сказал дядька, разводяруками. — Здесь то исть и живу.

— Отлично, — заявила я. — Где нам следуетразместиться и сколько за постой должны будем?

— Размещайтесь, где удобнее, я сам-то сплю в кухне, вотздесь, на диванчике. А за постой — сколько не жалко.

Предложение мне понравилось, я решила свести знакомство схорошим человеком, протянула руку и представилась:

— Елизавета.

— А по отчеству как? — поинтересовался дядька,заметно скривившись от моего рукопожатия.

— Петровна. Но отчество необязательно. А вас какзвать-величать?

— Евгений Борисыч, но тоже без отчества можно. Люди мыпростые, ни чинов, ни званий… не удостоили то исть… Вот, значит… — Он немногопотряс кистью правой руки и затих, а я сказала:

— Может, Евгений Борисович, тогда в магазин сносишься?Я аванс выдам в счет проживания, да своих малость прибавлю. Вечер на дворе,пора ужинать. Посидим, познакомимся.

— Это мы мигом, — обрадовался хозяин, я выделиласотню, и он потрусил в магазин, забыв обуться.

— А как меня зовут, даже не спросил, — насупиласьМышильда.

— Ничего, прибежит — познакомишься. Давай-ка прибери настоле, а я вещи из машины перетащу.

Пока Евгений Борисович отсутствовал, мы присмотрели дляжизни террасу, решили обосноваться там, распаковали чемоданы. Мышильдаразогрела картошку, заправила салат майонезом, который обнаружился вхолодильнике рачительного хозяина, а я перемыла гору посуды, накопившуюся неиначе как за долгие годы, и даже подтерла пол в кухне. Наконец вернулся хозяин,принес три поллитровки и сумку снеди, преимущественно финского производства.Мышь скривилась, а я стала накрывать на стол.

Евгений Борисович на носочках прошел к столу и сел, слегкапосверкивая глазками, демонстрируя таким образом большую радость. Помявшись,сказал удовлетворенно:

— С порога видать, что хозяйка появилась. Чистота.

— Это мы всегда с охотой, — заверила я. —Познакомьтесь, сестрица моя, Мария Семеновна. В смысле уборки и заботы опропитании ей нет равных.

Мышь скривилась и кивнула с неохотой, а Евгений Борисовичприподнялся и сказал:

— Здрасьте.

— Он что, меня раньше не видел? — зашипела Мышь, ая ответила:

— Может, у него зрение плохое?

Нарезав колбаску, окорочок, сырок и грудинку, мы сели застол. Хозяин вдруг вскочил и кинулся вон из дома, на ходу крикнув:

— Огурчиков внесу, прошлогодние, но ядреные, аккуратпод водочку…

— Чего мы здесь сидим? — разволновалась Мышильда.

— Водку пить будем.

— Какой прок с водки, если дома нет? Исчез, испарился,и место крапивой заросло. Дура я, что ли, в свой кровный отпуск воду с колонкитаскать да водку жрать в компании с каким-то недоделанным.

— Дура или нет, не скажу, по-разному считаю: иногдавроде дура, а бывает — вроде нет.

Мышильда нахмурилась, а я спросила:

— Зачем тебе дом? Сокровища не в доме, а в землезарыты. Наше дело найти место, где была кухня, и копать. Выходит, хлопотменьше. А если б в доме люди жили, как бы ты объяснила, что тебе в их подполенадо?

Мышильда задумалась, тут в кухню влетел Евгений Борисович,прижимая к груди две трехлитровые банки: одну с огурцами, другую с помидорами.

— Вот, мамашин засол, — сказал, ставябанки. — Царство ей небесное, — добавил он, торопливо перекрестясь наугол с иконой Спаса за занавесочкой. Вскрыв банки, мы наконец сели, и ЕвгенийБорисович разлил по маленькой. Маленькая у него была, как у нас большая, носпорить мы не стали.