— Каким образом его убили? — спросила она.

— Его убили из «слив-гана», — беззаботно-шутливымтоном ответил Терри.

— Терри!

— О, это еще не все, Альма! Прокурор весь из себя такойтаинственный, прямо жуть берет. Вопросы задает самые неожиданные, делаеткакие-то туманные намеки. Да, вот еще, чуть не забыл, — про носовойплаточек.

— Какой платочек?

— Обыкновенный платочек, в уголке вышита буква «Р»,духами сильно пахнет. Видели бы вы, какой у прокурора был вид, когда он показалмне этот платочек, — прямо как у трагического героя.

Она отвела глаза.

— Вы узнали платочек? — голос у нее был хриплый,напряженный.

— Разумеется, нет. Сами знаете, любой платочек состоитиз такого количества элементов, каждый из которых надо опознаватьотдельно, — размер, материал, фактура, кайма, отделка…

— Не валяйте дурака, Терри! Это был мой платок?

— Этого я сказать не могу, но вот духи действительнопохожи на те, которыми пользуется ваша сестра.

— Синтия не знала Мандру, — уверенно сказалаАльма.

Терри взглянул на потолок и как бы между прочим произнес:

— Когда я позвонил, вы были в халате, в котором обычноработаете?

— Вы полагаете, для того, чтобы полить цветы, нужнонадевать рабочий халат?

Он кивнул.

— Да хватит вам дурака валять!

— У вас пальцы в краске. Она уставилась на свои руки.

— То есть были в краске, когда я позвонил, но вы,похоже, успели вытереть их тряпкой, следы, однако, все же остались.

Прежде чем до нее дошло, что он имеет в виду, Терри быстронаправился к двери в рабочую комнату. Альма схватила его за рукав, пытаясьостановить.

— Нет! Нет! Терри! — вскрикнула она. — Ненадо! Пожалуйста, не надо! Не заходите!

Он уже нажимал на ручку двери, когда она повисла на нем.Дверь распахнулась, оба они потеряли равновесие и, перелетев через порог,оказались в рабочей комнате.

Сквозь матовое стекло окна огромных размеров в комнатулились солнечные лучи, наполняя ее ровным, мягким светом. На стенах тут и тамвисели картины, в центре комнаты стоял мольберт, укрепленный на нем холст былзавешен куском черной материи. На столе лежали палитра и кисти. Через спинкустула был перекинут рабочий халат.

Терри, которому первым удалось восстановить равновесие, решительноотстранил от себя Альму, рванулся к холсту и сдернул с него материю.

То, что он увидел, поразило его: с холста размером три надва с половиной фута на него смотрели холодные, насмешливые глаза мужчины.

Лицо у него было из тех, на которые достаточно взглянутьлишь раз, чтобы уже никогда не забыть. Мастерство, с которым был выполненпортрет, подчеркивало эту особенность.

Фон на портрете был темным, почти черным. Из глубины, как бывозникая из мрака, выступало лицо, черты которого были, однако, ярко освещены.Это смуглое лицо странным образом сочетало в себе глумливый цинизм и страстноетомление по чему-то ушедшему, навсегда потерянному. Явственно можно былоразличить длинный с горбинкой нос, тонкие, искривленные в злобной усмешке губы,но главное, на чем невольно задерживался взгляд, — глаза:серебристо-зеленые, горевшие сумрачно, подробно кораллам у берега далекоготропического острова.

Терри Клейн критически разглядывал картину.

— Чудесный портрет, — сказал он. — Аговорили, что не знаете Мандру.

Она вцепилась ему в плечо обеими руками. Не отводя глаз отпортрета, Клейн похвалил:

— Здорово он у вас вышел, Альма. Здорово, ничего нескажешь. А когда это вы успели написать?

В глазах ее промелькнуло выражение беспомощности.

— Терри, пожалуйста… — умоляюще произнесла она.

— Что «пожалуйста»?

— Пожалуйста, не надо.

— Что «не надо»?

— Не расспрашивайте меня об этом.

— Коль уж я попал в эту переделку, я вправе ожидать отвас помощи, тем более что это только начало. Боюсь, что нам в любом случаепридется действовать сообща. Поэтому мне не хотелось бы ходить в потемках, ядолжен чувствовать под ногами твердую почву.

Она плотно сжала губы, давая тем самым понять, что непроронит больше ни слова.

— Давно вы здесь, в мастерской? — поинтересовалсяон.

Она покачала головой.

— Так давно вы здесь? — повторил он свой вопрос. Вкомнате воцарилась тягостная тишина, наконец Альма не выдержала и заговорила:

— Приблизительно с четырех часов утра… О Терри,пожалуйста, не заставляйте меня рассказывать все. Конечно, вы можете заставитьменя говорить, мы оба знаем это. Вы всегда обладали такой властью надо мной!

Вы можете заставить меня сделать все, что угодно. Я ничегоне могу утаить от вас и никогда не могла. До вашей поездки в Китай… той ночью…— голос ее сорвался, и она вновь замолчала.

— Вы только расскажите мне обо всем, Альма, и япостараюсь вам помочь, — ласково попросил он.

— Нет, нет! Вы не должны ничего знать, я не хочу, чтобывы имели хоть какое-то отношение к этому делу, ради Бога, Терри!

— Но я уже имею это самое отношение!

— Да нет же! Вас всего-навсего допросили. Это ведь ещеничего не значит. Обещайте мне, что сядете в самолет и улетите из города.

— Это мне не поможет, Альма. Наоборот, только усугубитмое положение. К тому же я не хочу бросать вас в беде. Поэтому лучше расскажитемне все по порядку, не бойтесь. Ведь Мандру убили не вы?

— Конечно не я.

— А вы знаете, кто?

— Нет, — с отчаянием в голосе произнеслаона, — конечно нет… О Терри, вы так нужны мне! Почему так получается, чтоя никогда не могу прибегнуть к вашей помощи именно тогда, когда она нужна мнебольше всего!

Она прижалась к нему, как ребенок, который от страха передтемнотой прижимается к матери. Он нежно обнял ее.

— Альма, успокойтесь, ну не надо так дрожать.Расскажите, в чем дело, и я помогу вам.

Она молчала. Голову она положила ему на грудь, пальцамикрепко вцепилась в плечи. Потом вдруг отпрянула от него и рассмеялась. В смехеее слышалась какая-то горечь, но глаза смотрели дерзко, с вызовом.

— Нет, Терри, вы не поможете мне, и на этом точка.

— Да нет же, помогу!

— А я говорю — не поможете!

Он снова прижал ее к себе, она приподнялась на носках идрожащими губами потянулась к его губам, потом вдруг оттолкнула его от себя.