Из кабинки выходила молодая женщина. Придерживая задраннуюдо пояса юбку, она поправляла нижнее белье. Увидев Эдди, полыхавшего, какфакел, она издала вопль, многократно усиленный кафельными стенами туалета. Изнескольких занятых кабинок раздались возгласы: «Что там такое?» и «В чем дело?»Эдди ухватил дверь в платную кабинку, прежде чем она захлопнулась, и ворвалсявнутрь. Он уцепился сверху за обе боковые перегородки, вбросил ноги в унитаз.Раздался шипящий звук, поднялся столб пара. Влетели двое охранников.

– Стой, эй, ты, там! – закричал один из них. Он вытащилревольвер. – Выходи оттуда, руки на голову!

– Может, подождете, пока я вытащу ноги? – огрызнулся ЭддиДелгардо.

***

Чарли вернулась. Она плакала.

– Что случилось, крошка?

– Я достала деньги, но... у меня опять вырвалось, папочка...там был, был... солдат... я не могла удержаться...

Энди почувствовал приступ страха – сквозь боль в голове ишее он дал себя знать.

– Опять огонь, Чарли?

Она не могла говорить, кивнула. По щекам текли слезы.

– О, боже, – прошептал Энди и заставил себя встать. Этоокончательно расстроило девочку. Она закрыла лицо руками, и, раскачиваясьвзад-вперед, беспомощно зарыдала.

У дверей женского туалета собралась толпа. Дверь былаоткрыта настежь, но Энди не мог разглядеть... Затем он увидел. Двое охранников,прежде пробежавших туда, вели крепкого молодца в армейской униформе из туалетак своему отделению. Парень орал на них, и большая часть произносимого былавиртуозно непристойной.

Брюк ниже колен у него почти не было, а в руках он нес двапочерневших предмета, которые раньше, вероятно, были ботинками, с них капалавода. Все трое вошли в отделение – дверь захлопнулась. В зале аэровокзала стоялвозбужденный гомон.

Энди сел, обнял Чарли. Думалось с трудом; мысли походили насеребряных рыбок, плавающих в огромном темном море пульсирующей боли. Однакоему необходимо было сделать все возможное. Если они хотят выбратьс из этойзаварухи, ему нужна помощь Чарли.

– Он в порядке, Чарли. Все в порядке. Они его просто отвелив полицейский участок. Ну, так что случилось?

Утирая высыхающие слезы, Чарли рассказала. Услышала разговорсолдата по телефону. В связи с этим возникли какие-то беспорядочные мысли,чувство, что он хочет обмануть девушку, с которой разговаривает.

– А затем, когда возвращалась к тебе, я увидела его... и немогла остановиться... это случилось. Просто вырвалось... Я могла ему сделатьбольно, папочка. Я могла причинить ему сильную боль. Я его подожгла.

– Говори тише, – сказал он. – И слушай меня, Чарли. Думаю,что случилось самое обнадеживающее событие за все последнее время.

– Думаешь? – Она посмотрела на него с откровеннымудивлением.

– Говоришь, это вырвалось у тебя, – сказал Энди, подчеркиваякаждое слово. – Именно. Но не так, как прежде. Вырвалось лишь совсем немного.Это – опасно, малышка, но... ты же могла сжечь ему волосы. Или лицо.

Она в ужасе отшатнулась, представив себе это. Энди сноваласково повернул ее к себе.

– Это происходит подсознательно и направлено на того, ктотебе не нравится, – сказал он. – Но... ты и вправду не повредила этому парню,Чарли. Ты... – Все куда-то исчезло, и осталась одна боль. Разве он продолжалговорить? На какое-то мгновение он перестал соображать.

Чарли по-прежнему чувствовала, как Плохой поступок вертитсяу нее в голове, норовя вырваться снова, сотворить что-нибудь еще. Он какмаленький, злобный и довольно глупый зверек. Стоит лишь выпустить его изклетки, чтобы сделать что-нибудь, вроде добывания денег из телефонов, и онможет обернуться чем-то совсем ужасным,

(КАК С МАМОЧКОЙ НА КУХНЕ, ОХ, МАМ, ПРОСТИ) прежде чемзагонишь его назад. Но сейчас это не имело значения. Сейчас она не будет думатьоб этом, она не будет думать об

(БИНТЫ, МОЯ МАМОЧКА ДОЛЖНА НОСИТЬ БИНТЫ, ПОТОМУ ЧТО ЯОБОЖГЛА ЕЕ) этом совсем. Сейчас важно, что с папой. Он как-то обмяк в креслеперед телевизором, лицо его искажено болью. Он бел, как бумага. Глаза налилиськровью.

Ой, папочка, думала она, если бы я могла, я поменялась бы стобой местами. В тебе сидит что-то, оно причиняет боль, но никогда не вырываетсиз клетки. Во мне что-то большое, совсем не причиняет мне боли, но, ой, иногдатак страшно...

– Я достала деньги, – сказала она. – Я обошла не всетелефоны, пакет стал тяжелым, боялась – прорвется. – Она озабоченно взглянулана него. – Что нам делать, папочка? Тебе нужно прилечь.

Энди медленно пригоршнями стал перекладывать мелочь изпакета в карманы своего вельветового пиджака. Он спрашивал себя: кончится ликогда-нибудь сегодняшняя ночь. Ему хотелось поймать другое такси, отправиться вгород и попасть в первый попавшийся отель или мотель... Но он боялся. Таксимогут выследить. У него сильное ощущение, что зелена машина где-то поблизости.

Он попытался вспомнить все, что знал об аэропорте Олбани.Прежде всего это был аэропорт округа Олбани; по существу он находился не всамом Олбани, а в городке Колони. Район секты трясунов – разве дедушка неговорил ему когда-то, что это район трясунов? Может, они уже повымерли? А как насчетшоссе? Автострад? Ответ приходил медленно. Была тут одна дорога... какая-тоУэй. Нортуэй или Саутуэй, подумал он. Открыл глаза, взглянул на Чарли:

– Сможешь идти, детка? Пару миль?

– Конечно. – Она поспала в такси и чувствовала себясравнительно бодрой. – А ты?

В этом вопрос. Он не знал.

– Попробую, – сказал он. – Мне кажется, мы должны выйти наглавную дорогу и поймать машину, малышка.

– Проголосовать? – спросила она. Он кивнул:

– Выследить уехавшего на попутной машине довольно трудно,Чарли. Если повезет, кто-нибудь подхватит нас, а к утру уже домчит до Буффало.Если нет, мы будем стоять на обочине и голосовать, пока не появится зеленамашина.

– Если так надо, – сказала нерешительно Чарли.

– Давай, – сказал он, – помоги мне.

Он поднялся на ноги – сильнейший удар боли. Покачнулся,закрыл глаза, снова открыл. Люди выглядели нереальными. Цвета казались чересчуряркими. Мимо прошла женщина на высоких каблуках, и каждый их стук по плитампола походил на звук захлопывающегося стального сейфа.

– Папочка, ты правда сможешь? – Ее голосок звучал слабо,испуганно.

Чарли. Но Чарли выглядела нормально.