— И тебе такая жизнь нравится?

Она пожала плечами:

— Какая разница, нравится или нет? Я другой не видела…

— Так посмотри! Вместе со мной.

— Если я убегу, мать меня проклянет! — горячовоскликнула Кара. — И тебя тоже! Ты хочешь жить с цыганским проклятием?

— Мне плевать!

— Нет, на это нельзя плевать! Это серьезно, —испуганно зашептала она. — От него и ты пострадать можешь, и дети твои…

— А если я уговорю твою мать? Тогда останешься?

— Ты не сможешь ее уговорить…

— А если смогу?

— Тогда… Тогда… — Кара резко вскочила на ноги, тутже рухнула на колени, вцепилась в плечи Андрея и, захлебываясь смехом,выкрикнула: — Я за тобой… хоть в огонь… хоть на край света!

Он поцеловал ее в смеющиеся губы и сказал:

— Идем к твоей матери! Только сначала мне надо сбегатьдомой. Посиди тут, я скоро…

Он вернулся к Каре через час. Еще через полчаса предсталпред мутными очами ее матери. И уговорил ее отпустить дочь с ним. Согласиласьта не сразу. Андрею пришлось выслушать тирады брани, увидеть море фальшивыхпьяных слез. Но когда он бросил к ногам цыганки десять пачек по тысячедолларов, она заткнулась. И благословила дочь. Вместе с благословением Караполучила приданое: два сценических платья своей матери, старый бубен, колодукарт и амулет гадалки Зары. Сложив все это добро в матерчатый мешок и прихвативсвидетельство о рождении (семнадцатилетняя Кара не имела паспорта), она ушла изтабора. Ушла, ни разу не оглянувшись на затухающее пламя костра — она решила,что больше туда не вернется… Ни за что! Она не повторит ошибок своей матери.Даже если Андрей ее бросит — хоть завтра, хоть через год, хоть беременную, хотьс двумя детьми — она все равно не вернется в табор! Ушла так ушла — пути назаднет…

— Пути назад нет, — тихо сказал Андрей, обнявКару. — Ты это понимаешь?

— Да.

— Ни у тебя, ни у меня.

— И что мы будем теперь делать?

— Я пока не решил… — Он сжал ее плечо. — Ноты не волнуйся, я что-нибудь придумаю… Денег у меня сейчас нет, я все отдалтвоей матери, но я могу занять… Мы снимем комнату, пока поживем в ней, а там…Там поглядим…

Андрей замялся, он сам не знал, что будет потом. В одном былуверен — его семья ни за что не примет Кару. Они будут в ужасе от его выбора!Как же! Их красивый, умный, перспективный внук, сын, брат, племянник связался соборванкой. И ладно бы просто с девочкой из малообеспеченной семьи, а то ведь сцыганкой из табора! Грязной, нечесаной, босой! Такая не пара их Дюсику…

Не пара. Андрей это понимал. Более того, он думал так же. Ноничего не мог с собой поделать — жизнь без КАРЫ казалась ему теперь пустой,серой, безрадостной… Не жизнь, а смерть! И его родные должны это понять.

Понять и принять.

— Я хочу познакомить тебя со своей семьей, —решительно сказал Андрей. — Иди умойся, расчеши волосы, стряхни пыль сюбки…

— Прямо сейчас? — испугалась Кара.

— Чем скорее, тем лучше!

Кара поняла, она сосредоточенно кивнула и унеслась к речкеумываться.

Вернулась она через десять минут вся мокрая. Сырыми быливолосы, одежда, кожа. Вода капала с ресниц, носа, подбородка, Кара стряхивалаее своими тонкими пальчиками и смеялась…

— Ты зачем в одежде в реку полезла?

— Мы всегда так купаемся… — Она свернула волосы вузел, выжала их. — По дороге все на мне высохнет… Не беспокойся. А теперьпошли!

Пока они брели через весь город к особняку тетки, одеждадействительно высохла, как и волосы. Кара пригладила их щербатой расческой,украсила ярко-розовым цветком, сорванным в палисаднике какого-то дома. Умытая ипричесанная, свежая, персиково-румяная, нежная, яркоглазая, похожая намаленького эльфа, она робко ступила на порог двухэтажного особняка.

Андрей отпер дверь, взял Кару за руку и ввел ее в просторнуюстоловую, где за завтраком собралась вся семья. Когда лица жующих родственниковповернулись в его сторону, сказал по-русски, чтобы и Кара поняла его:

— Это Кара, моя невеста. Знакомьтесь.

Услышав эту новость, Марианна нервно рассмеялась, маманедоуменно приподняла брови, отец нахмурился, бабушка покачала головой, теткавыронила ложку, Гурген с Федором обменялись гримасами. Никто из них не поверилв серьезность его заявления.

— Это не шутка, — предупредил Андрей. — Ялюблю Кару и хочу с ней жить.

— Где? — хрипло спросил отец, сумрачно посмотревсыну в лицо.

— Я думал для начала снять комнату… Потом, когдавернемся в Абхазию, квартиру…

— Зачем снимать комнату, если у тебя в этом доме естьотдельная спальня? — рассудительно сказала бабушка по-армянски. — Илиты думал, что тебя выгонят отсюда только потому, что ты влюбился не в тудевушку, которую мы хотели бы видеть рядом с тобой? Плохо же ты знаешь своихродных… — Она строго глянула на обалдевшую хозяйку дома. — Ну что ты,Каринэ, расселась? Не видишь, у нас гости! Поставь еще одну тарелку — девчонка,наверное, голодная…

— Нет, спасибо, я сыта, — возразила Кара наплохом, но понятном армянском.

— Ты знаешь язык? — удивилась бабушка.

— Немного…

— Девочка не так уж безнадежна! — улыбнуласьстарушка. — Она владеет тремя языками: своим, нашим и русским.

— Я еще по-итальянски говорю. Вернее, пою. Хотитепослушать?

И не дожидаясь ответа, заголосила «Соле мио». Пела она также, как и танцевала, то есть ужасно. Но ее старания вызвали доброжелательнуюулыбку бабушки Бэлы Ашотовны, а это многого стоило — в семье Караян она быланепререкаемым авторитетом.

— Что еще ты умеешь? — спросила бабушка, когдапесня закончилась.

— Хотите, я для вас станцую?

— Только не «Умирающего лебедя», — нервнорассмеялась мама. — Ведь это вы когда-то его танцевали на набережной?

— Я.

Отец удивленно воззрился на Кару и протянул:

— А я-то думаю, откуда мне ее лицо знакомо… — Онпокосился на сына. — Значит, с тех пор у вас… любовь?

— Да, — твердо ответил Андрей. — И я надеюсь,что ты как мужчина меня поймешь.

— Как мужчина понимаю: она красивая, страстная,экзотичная, но как отец — нет… Ты совершаешь глупость! Тебе вообще еще ранодумать о браке, пусть и гражданском! Ты только на третий курс перешел!

— Я доучусь!

— Да она тебе к диплому троих народит — у них, у цыган,это принято! — начал кипятиться отец. — В тридцать станешьотцом-героем, в сорок дедушкой!