Семен, отягощенный рюкзаком с обмундированием, неуклюже схватил тонкий шкерт.

— Давай, быстрей, придурок!.. по стенке размажу!.. — донеслось с корабля.

После непростой швартовки Семен наконец попал на корабль. Его сопроводил в кубрик недовольный и уставший дежурный офицер и представил командиру отделения сигнальщиков — старшине первой статьи Николаю Комарову. Тот показал Семену его койку верхнего яруса, что напоминала спальное место в вагоне поезда, и рундук. Молодого матроса тут же окружили все многочисленные обитатели кубрика.

— Все, все, ребята, дайте мне разобраться спокойно с моим подчиненным, — сказал Николай, имевший за плечами два с лишним года службы.

— Дух, вешайся, — кинул кто-то из моряков. — Твой предшественник уже инвалидность получает.

Семен посмотрел вопросительно на командира отделения. Тот скупо объяснил, что два дня назад молодому сигнальщику, который прослужил год с небольшим, "полторашник" отбил селезенку. Теперь один в госпитале с перспективой инвалида, а второй — под следствием. "Да, — подумал молодой матрос, — а я на целый год моложе этого сигнальщика…"

После отбоя, лежа на непривычно жесткой койке, Семен увидел в иллюминаторе неприятно темные, дремлющие силуэты кораблей. Он, смертельно уставший и убаюканный качкой, повернул голову во тьму кубрика, чуть не ударившись челом в толстую трубу, что соприкасалась с подушкой. "И зачем пиллерс здесь поставили?" — недоумевал матрос. Он и представить не мог, что это — подъемник, по которому из чрева погреба, вмещающего сто бомб, подаются боезаряды в ракетно-бомбовую установку, что рядом в шахтах, аппаратах и башнях сокрыты и другие грозные вооружения: ракеты, торпеды, снаряды… Как не ведал Семен и о том, что экипаж нового корабля сформирован далеко не из лучших матросов, самые молодые из которых прослужили больше года. Он, оградившись от суровой и тревожной действительности, провалился в сладкое беззаботное забытье. Но вскоре его крепкий сон оборвал сигнал боевой тревоги. Кубрик пришел в движение.

— Быстрей! — приказал командир отделения Николай растерянному Семену. — Прыгай в прогары… в ботинки, бестолочь!.. Форму под мышку и за мной! Бегом!

Матрос в мгновение ока надел брюки, обулся и, на ходу натянув фланку, побежал за старшиной. На сигнальном мостике тот вынул из кранца каштан и громко доложил:

— Боевой пост… к бою и походу готов…

Тут же корабль отчалил от стенки. За кормой быстро таяли огни гавани, а впереди все отчетливей слышался грозный шум моря, сокрытого в темноте. Палуба стала уходить из-под ног Семена. Корабль то проваливался в некую пропасть, то резко поднимался вверх, затем он накренялся то на один борт, то на другой, и все снова повторялось.

— Семен, смотри в оба, если увидишь какую-либо цель, то есть огонек, докладывай мне! — приказал старшина и, вручив подчиненному бинокль, юркнул в ходовую рубку.

Молодой сигнальщик, испытывая тошноту и невольно шатаясь, всматривался в непроглядную мглу. Постепенно она стала рассеиваться. Семен наконец увидел бескрайнее море. Оно, свирепо волнуясь, простиралось во все стороны горизонта. Но полюбоваться им матрос не успел. Из рубки выпрыгнул Николай и демонстративно вынул из специального кранца с ячейками три флага расцвечивания.

— Вот, смотри внимательно, как их следует поднимать, — сказал он, прикрепляя к шкерту флаги знакомого Семену сочетания, сигнализирующие, что проводятся глубоководные работы. — Сейчас опускают акустическую станцию "Шелонь".

Как оказалось, корабль вышел в неспокойное море, чтобы обнаружить натовскую подводную лодку. Вскоре задача была выполнена, чужая субмарина быстро удалилась в нейтральные воды. "Альбатрос" еще целый день находился в заданном квадрате, неся дозор, а вечером взял курс на базу.

Тут командир отделения с загадочной улыбкой повелел Семену отправиться в столовую команды. Матрос спустился по трапу на шкафут, пробежал по палубе и, открыв массивную дверь, оказался в тесном коридоре. В ноздри ударил вкусный запах, источающийся из камбуза. Но когда Семен вошел в столовую, то там его ждало угощение, что одним своим видом могло испортить и самый зверский аппетит. От собравшейся там веселой компании годков и других старших сослуживцев отделился старшина с пышными усами и протянул молодому матросу стакан с мутной забортной водой.

— Дух, посвящаем тебя в моряки, — задорно сказал он. — Давай, до дна!

Сигнальщик с отвращением опорожнил стакан и скривился, на что послышались голоса:

— Ничего, тебе скоро жизнь сладкой покажется…

— Медом…

— А пока поздравляем…

Семен возвращался на мостик. Несмотря на отвратительный до тошноты соленый привкус во рту и смертельную усталость, в глубине души он радовался, что стал настоящим моряком. Он пока не мог до конца осознать въевшегося в память обещания старших сослуживцев, как не знал молодой матрос и того, насколько служба у причала будет отличаться от походной.

Все это Семен понял на следующий день. Во время физзарядки на причальной стенке он ощутил пинки в спину и боль, став для кого-то живой боксерской грушей, и услышал смех — издевательский и противный. Далее нападки старослужащих подстерегали чуть ли не на каждом шагу. Кратковременным убежищем от них были лишь проводимые командиром отделения занятия по сигнальному делу и военной подготовке, тренировки по одеванию костюма химзащиты… Матрос как должное воспринимал даже частые уборки, чистку бесчисленных медяшек. А выпадавший короткий досуг, наоборот, превращался в беспросветный кошмар. Нельзя сказать, что все поголовно над ним глумились. Но хватало и нескольких человек, особенно прослуживших полтора года, которые хорошо помнили кулаки своих "наставников" и у которых никак не затягивались психологические раны. Они-то и жаждали утолить затаенную обиду безумной местью ни в чем не повинному единственному "духу". Например, излюбленная издевка — Семена посылали за сигаретой, а по дороге он обязательно попадался на глаза тем, которые давали ему идентичные и заведомо невыполнимые поручения. Заканчивалось все избиением.

В один из вечеров Семен отпросился у Николая в ходовую рубку, чтобы написать письма девушке и домой. Он поведал Оле, как по ней скучает, как она ему дорога, на какой "хороший боевой корабль попал", как ему "интересно здесь служить", какой "замечательный экипаж", "какие прекрасные друзья"… Подобное письмо Семен написал домой, успокаивая мать, что три года пролетят быстро, что сбылась его заветная мечта, и даже добавил, скрепя сердце, что счастлив. Когда конверты были заклеены, в ходовую рубку проскользнул полторашник Гена, щуплый старший матрос. Он, властно задрав голову, подступил к Семену и сквозь зубы проговорил:

— Что, дух, балдеешь, жизнь раем показалась? — а затем, зная, что молодой матрос из Западной Украины, ядовито добавил: — Ты чего молчишь, морда бандеровская.

— Я не бандеровец. Мои родители и все, кого я знаю, призирают этих отщепенцев. А мой дед-фронтовик даже воевал против них…

—