– На прогулку, – сказал Дэвид.

– Но куда?

– Будет небольшое приключение.

Он взял сына за руку и повел через кухню к гаражу, где стоял подновленный канареечно-желтый «фольксваген».

– Фу! – Таннер попытался вырвать руку. – Это как когда мы ездили в музей смотреть майонез на стене?

– Мане, – поправил с улыбкой Дэвид. – Нет, дружок. Отложим уроки живописи, пока тебе не исполнится пять.

– Отложим – это как?

– Это значит, пока подождем.

Дэвид открыл дверь машины и подвинул кресло. Таннер влез на детское сиденье сзади и пристегнулся.

– Когда мне можно будет сидеть впереди?

– Когда будешь чуть повыше.

Последний раз на осмотре у педиатра им сказали, что мальчик маловат для своего возраста. Это жутко встревожило Дэвида, ночью он не мог заснуть и все думал – не напортачил ли он чего с питанием Таннера. Зря он разрешал сыну отпивать из своего стакана кока-колу. Наверное, это все из-за нее.

«Фольксваген» завелся со звуком, похожим на кашель жирного курильщика, только что преодолевшего пару лестничных пролетов. Дэвиду не хотелось выезжать на нем дальше Акрона, но он только что привел «жука» в порядок и не сомневался, что до Мэнсфилда и обратно они доберутся в целости и сохранности. Подскакивая на каждой ямке, они проехали по улице Мерриман. Когда оказались рядом с домом на Примроуз-лейн, Дэвид бросил на него взгляд – никаких признаков жизни. Двор зарос пыреем. Правда, у Дэвида он тоже зарос. Дом, похоже, до сих пор пустовал – и это была, пожалуй, единственная в этой части города свободная жилплощадь, хотя нигде не было видно таблички «Продается».

– Па, ну куда мы едем?

– Послушаем, как пела твоя мама.

* * *

Когда его книга уже попала в список бестселлеров, но Таннер еще не родился, Дэвид познакомился с юристом из Мэнсфилда – мрачным толстяком в полосатых подтяжках, поддерживающих бесформенные шерстяные штаны. Звали его Луи Башьен, и в вопросах наследства и инвестиций он был почти ясновидящим. Башьен был первым, кто посоветовал Дэвиду припрятать в надежном месте кое-какие наличные и документы. И обзавестись оружием. «Неприятности слетаются на деньги, как мухи на дерьмо, – сказал он Дэвиду четыре года назад. – Будь готов. Как настоящий скаут». Дэвид доверил Башьену свои деньги – пусть какие-то он спрячет, а другие будут крутиться и расти. Тогда же он оформил лицензию и купил ствол. И обзавелся личной ячейкой в банке напротив конторы Башьена в Мэнсфилде, в часе езды от Акрона. Элизабет понравилась идея подстраховаться на будущее. В банк – положить в ячейку десять тысяч наличными и паспорта – они поехали вместе.

По дороге домой при виде неоновой вывески музея робототехники Элизабет вдруг погрузилась в мрачное молчание – как раньше в колледже. Позже Дэвид поинтересовался, что ее расстроило. Ее ответ был, как и все в Элизабет, немножко забавен и чудовищно странен. «Видел робота на вывеске? Кто бы его ни сделал, он уже умер, и робот должен теперь торчать один в этом говенном музее. Печально».

После ее смерти Дэвид съездил в Мэнсфилд. На этот раз он положил в ячейку свое оружие – аккуратный девятимиллиметровый револьвер, какими когда-то пользовались копы, – и диктофон с микрокассетой, на которой она пела песню из «Отверженных». Он решил, что ни то ни другое дома хранить не стоит.

Дэвид и думать забыл про кассету, пока Пол не разбередил давние воспоминания. И Дэвид понял, что ему нестерпимо хочется слышать ее голос – и дать услышать его сыну.

В банке Таннер топал за ним, вцепившись в отцовскую куртку. Их провели в уютную нишу, и через минуту низенькая молчаливая женщина вынесла и поставила перед ними на стол длинный ящик. Дэвид подождал, пока она уйдет, и открыл его.

– Ух ты! – радостно вскрикнул Таннер при виде сложенных внутри пачек денег. За пачками прятался завернутый в синюю тряпку револьвер. Дэвид уловил запах ружейной смазки – злобный, безумный дух. Сверху лежал диктофон. Он вручил его Таннеру. Затем запер ящик и вернул женщине.

Они сидели в машине на парковке и слушали запись. Они прокрутили ее пять раз. Ни один из них не заплакал. Напротив, Таннер радостно подпрыгивал на заднем сиденье и кричал:

– Мне нравится ее голос! Я люблю, как она поет!

Дэвид пристегнул сына ремнем и вырулил с парковки. Когда они ехали по городу, Таннер первым увидел неоновую вывеску. В лучах заходящего солнца она бросала на силуэты окрестных домов тусклый розовый свет.

– Что это? – спросил Таннер.

– Здесь живет робот.

Таннер фыркнул:

– Не-а, нету тут робота, пап.

– Правда. Его зовут Электро.

– Это опасный робот? Как Генерал Гривус?

– Нет. Это добрый робот.

– Как ВАЛЛ-И.

– Как ВАЛЛ-И, – согласился Дэвид. – Только повыше ростом.

* * *

Мэнсфилдский музей электро– и робототехники находился в старой деловой части города, за заброшенными корпусами корпорации «Вестингауз», когда-то обеспечивавшей весь Средний Запад недорогой и надежной бытовой техникой. На этом заводе работала половина Мэнсфилда. В конце 70-х экономический пузырь лопнул, предприятие обанкротилось, а следом за ним рухнула и местная экономика. Заводы и офисы «Вестингауза» опустели; магазины и бары, обслуживавшие сотрудников корпорации, закрылись. Возможно, именно поэтому не слишком популярный музей робототехники мог себе позволить аренду старинного готического здания, в котором прежде располагался банк. Несколько лет назад Дэвиду попалась на глаза статья в «Плейн дилер» – в ней рассказывали, как директор музея пытается отреставрировать робота Электро и заново собрать его верного друга, пса Спарко, которого переехал автомобиль. В глазах у Спарко были фотоэлементы, и, если на землю перед ним светили фонариком, он «брал след». К несчастью, кто-то из инженеров оставил дверь в лабораторию открытой, и Спарко выскочил на свет фар проезжавшей машины. Дэвид все время думал о чудаке, который здесь, в Мэнсфилде, чинит роботов – в Мэнсфилде, где самым крупным из незакрывшихся предприятий осталась фабрика унитазов. А еще мысль о музее не давала ему покоя потому, что в его памяти он был неразрывно связан с Элизабет. Почему она так печалилась о судьбе этих бессмертных железных созданий?

Дэвид заехал на площадку перед музеем. Никаких других машин в этой части города он не заметил. Витрины в ближайших лавках и магазинчиках были заклеены газетами или закрашены. На другой стороне улицы на канализационной решетке грелся бродяга. Над входом пульсировала неоновая реклама: «Заходите в гости к роботу Электро».

– Круто! – сказал Таннер, отстегивая ремень.

Дэвид помог мальчику выбраться из машины и взял его за руку, не спуская глаз с бродяги. Тот даже не пошевелился.

Внутри было немилосердно жарко. Где-то шумел кондиционер, из последних сил разгоняя по музею сухой воздух. Они постояли, озираясь по сторонам. Ярко-красные стены были увешаны черно-белыми фотографиями Всемирной выставки 1939 года. На каждой из них человекоподобный робот семи футов ростом показывал какой-нибудь трюк. Вот он курит сигарету. Вот кормит хот-догом Спарко – пес-робот стоит на задних лапах с широко открытой пастью. А вот Электро пожимает руку Железному Дровосеку из «Страны Оз». Больно же, наверное, было Дровосеку.