– Круто, – согласился Дэвид. – А он по-прежнему может пускать пузыри?

Директор выпустил из рук шнур и сунул белую коробочку под бороду.

– НИКАК НЕ ОТВАЖУСЬ ВКЛЮЧИТЬ ЕГО, – сказал он. – БОЮСЬ, ЧТО У НЕГО ЗАМКНЕТ ВНУТРЕННОСТИ И ОН СОЖЖЕТ МНЕ МУЗЕЙ.

Таннер бросил взгляд на толстый облезший электропровод позади левой ноги Электро и на стенную розетку рядом. Дэвид покрепче взял сына за руку, на случай, если тому вдруг взбредет в голову какая-нибудь проделка в духе Франкенштейна.

– ПОСЛЕ ВЫСТАВКИ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ГОДА ЭЛЕКТРО МНОГО ЛЕТ ЕЗДИЛ ПО СТРАНЕ И ЗАРАБАТЫВАЛ ПРИЛИЧНЫЕ ДЕНЬГИ, КОТОРЫЕ «ВЕСТИНГАУЗ» ОТКЛАДЫВАЛ В ОСОБЫЙ ФОНД, ПРЕДНАЗНАЧЕННЫЙ ДЛЯ ЕГО РЕМОНТА И ОБСЛУЖИВАНИЯ. ПРОЦЕНТЫ С ЭТОГО СЧЕТА ПОЗВОЛЯЮТ МУЗЕЮ ДО СИХ ПОР ДЕРЖАТЬСЯ НА ПЛАВУ.

– Знаешь, у него был пес, – сообщил Дэвид Таннеру. – Собака-робот.

– Правда? – Мальчик повернулся к директору: – А собака тоже здесь?

– БОЮСЬ, ЧТО НЕТ.

– Конструктор сделал так, чтобы собака, увидев луч света, шла за ним, – сказал Дэвид. – Понимаешь?

Таннер кивнул.

– Но однажды забыли закрыть на ночь дверь, и собака выбежала на улицу, где ее сбила машина.

Таннер снова посмотрел на директора:

– Так и было?

– НИЧЕГО ПОДОБНОГО, – ответил директор. Вид у него был сердитый.

– А разве не эту историю вы рассказывали репортеру пару лет назад? – спросил Дэвид. – Я вроде так запомнил.

– ТАК ОБ ЭТОМ НАПИСАЛИ. НО БЫЛО НЕ ТАК.

– Что же на самом деле случилось? – спросил Дэвид.

Директор бросил взгляд на Электро, как бы советуясь с ним. Когда он заговорил, было видно, что он волнуется.

– ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ… ЕЩЕ БОЛЕЕ СТРАННАЯ. СЛУЧИЛОСЬ ВОТ ЧТО. КАК-ТО ВЕЧЕРОМ ИНЖЕНЕР, ЕГО ЗВАЛИ СЭМЬЮЭЛ МАКГИ, ВЫШЕЛ ИЗ ЛАБОРАТОРИИ, ЧТОБЫ ЕХАТЬ ДОМОЙ. ОН СЕЛ В МАШИНУ И ТРОНУЛСЯ С МЕСТА. В ЭТО САМОЕ ВРЕМЯ НА УЛИЦУ ВЫБЕЖАЛ СПАРКО, И СЭМ ЕГО СБИЛ. СОБАКА ЗАСТРЯЛА В НИШЕ КОЛЕСА, ИЗ-ЗА ЧЕГО МАШИНА ВЛЕТЕЛА В ТЕЛЕФОННЫЙ СТОЛБ. СЭМ ПОГИБ, А ВМЕСТЕ С НИМ И ОТДЕЛ РОБОТОТЕХНИКИ «ВЕСТИНГАУЗА».

– Значит, из-за собаки случилась авария, в которой погиб ее изобретатель?

– РАЗВЕ ЭТО СПАРКО ВИНОВАТ? – Директор пожал плечами. – ЖУРНАЛИСТ ЕЩЕ КОЕ В ЧЕМ ОШИБСЯ. СПАРКО НЕ БЫЛ ОСНАЩЕН ФОТОЭЛЕМЕНТОМ И РЕАГИРОВАЛ ТОЛЬКО НА КОМАНДЫ ГОЛОСОМ. БОЛЕЕ ТОГО, ЛИШЬ НА ГОЛОС ЭЛЕКТРО.

– Но как же Спарко вышел? – спросил Таннер.

– ВОТ В ЭТОМ И ЗАГВОЗДКА. УБОРЩИК УТВЕРЖДАЛ, ЧТО ЗАПЕР ДВЕРЬ НА НОЧЬ. ЕСЛИ ОН НЕ СОЛГАЛ, СОБАКА МОГЛА ВЫСКОЧИТЬ ПО ЕДИНСТВЕННОЙ ПРИЧИНЕ.

Директор холодно взглянул на Электро. Дэвиду вдруг показалось, что робот прислушивается к ним. И только притворяется мертвым механизмом.

– НЕ БЕЗ УЧАСТИЯ ЭЛЕКТРО. СОБАКА МОГЛА ОКАЗАТЬСЯ НА УЛИЦЕ, ТОЛЬКО ЕСЛИ БЫ ЭЛЕКТРО ПОЗВАЛ ЕЕ.

И директор повел их по музею дальше, к моделям роботов, созданных позднее, другими инженерами «Вестингауза», тоже уже покойными.

– Папа, – прошептал Таннер.

– Что, дружище?

– Папа, это жутко классная история!

* * *

По пути домой они считали звезды. Дэвид слышал где-то – хотя понятия не имел, правда это или нет, – что в летнем небе можно увидеть ровно 88 созвездий.

– Вот это можешь назвать?

– Большая Медведица! – закричал Таннер. – Кто ж ее не знает? Пап, а кто повесил звезды в небе?

Дэвид вздрогнул. Однажды он сам задал этот же вопрос. Одно из самых ранних воспоминаний детства: они с мамой едут в машине (он на переднем сиденье, никаких ремней безопасности, естественно), ему два, может, два с половиной года; за окном – заводы Кливленда, изрыгающие огонь. Перед работой мать отвозила его из Лейквуда в Бедфорд к няне. Как только они проезжали эти огни, появлялись звезды. В пять часов утра, не ночью, как сейчас. И он каждый день задавал матери этот вопрос. Недобрый знак. Больше всего Дэвид втайне боялся, что когда сын вырастет, то станет таким же, как его отец.

Но все-таки он ответил, как когда-то ему ответила мать.

– Бог, – сказал он, хотя больше не верил в это.

– Почему? – спросил Таннер.

– Некоторые люди думают, для того, чтобы мы могли видеть, как они прекрасны.

– Точно! Звезды красивые. Мне они нравятся.

Таннер молчал. Дэвид хотел было включить радио, но сын вновь спросил:

– А как ты думаешь, зачем Бог повесил звезды? Задачка, что тут скажешь. Да и малышу пока только четыре года.

– Наверное, чтобы индейцы могли читать ночью, когда еще не изобрели электричество, – сказал наконец Дэвид.

Вскоре Таннер заснул. Когда он уже вовсю посапывал на заднем сиденье, Дэвид позвонил Полу на мобильный. Тот ответил после первого же гудка.

– Я в деле, – сказал Дэвид.

– Куда это мы едем? – спросила Элизабет.

Она откинулась на спинку пассажирского сиденья его первой машины, «монте-карло» 1979 года выпуска, задрав босые ноги на приборный щиток. Они пробирались по извилистым улицам и переулкам Кента. Элизабет подстригла волосы. Она надела облегающий белый топик: примеряя его в магазине, она успела заметить, каким взглядом Дэвид смотрел на ее грудь и открытые плечи.

– В «Палчос», – сказал он.

– Зачем?

– За пончиками.

– Дэвид, мы вообще-то должны быть у китайцев через пять минут! – рявкнула она. – Какие пончики, ты беременный, что ли?

Семь месяцев назад они впервые вместе пошли в «Палчос». В памяти Элизабет тот эпохальный вечер уже затерялся в длинной череде не стоящих ее внимания серых будней, но Дэвид помнил его в мельчайших подробностях.

Они припарковались, и Дэвид, быстро обежав машину, открыл Элизабет дверцу. Она вышла и посмотрела на него с холодным недоумением:

– Что с тобой?

– Я в тебя влюблен, – сказал он.

– Отстой. Как на школьном вечере восьмидесятых.

– Ага, – признал он. – А сейчас будет еще хуже. Дэвид вытащил из кармана сиреневую бархатную коробочку и встал на одно колено. Открыл ее. Там лежало кольцо из белого золота с крохотными бриллиантами, уже подогнанное под ее палец.

– Выйдешь за меня?

Он хотел, чтобы это прозвучало как утверждение, но в последний миг его голос дрогнул, и в нем прорвалась вопросительная интонация.

Она улыбнулась. Не той приклеенной улыбкой, что предназначалась для незнакомцев, но широкой, детской, от которой ее щеки становились как у бурундучка и открывалась щелка между зубами.

– Нет, – сказала она.