Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда вам кажется, что вы нашли что — то хорошее, вам стоит вернуться в исходную точку и посмотреть ещё раз.
Смотрю на темнеющее небо (по крайне мере, на то немногое, что видно сквозь крону деревьев) и понимаю, что могу никогда больше не увидеть заката, если мы не спрячемся на ночь.
Мои собственные мысли возвращаются чужим голосом:
— Нам нужно разбить лагерь до наступления темноты. — Это Зевс. Он идет прямо позади меня. Его голос низкий и хриплый.
Я знаю, что он прав… во всём, меня просто это бесит. Я ему не доверяю.
Поворачиваю к нему голову и бормочу: «Отлично», обдумывая свои варианты. Что мы можем сделать, чтобы продержаться всю ночь?
Несмотря на мое отвратительное настроение, мы немедленно объединились, чтобы побродить в поисках места для ночлега.
Когда мы находим относительно ровную поляну, то присаживаемся на корточки и вытряхиваем содержимое сумок.
Сумка Зевса едва промокла. Моя? Насквозь.
Мой чемодан пропал — пошел ко дну вместе с нашим «кораблём».
Моя сумка? Солнцезащитный крем, солнечные очки, некоторые медицинские принадлежности и обезболивающие (зачёт), запасная футболка (ещё больший зачёт), бутылка воды, перцовый баллончик, моя записная книжка (нет бы что полезное), немного зерновых батончиков и бананов, наушники, бальзам для губ и другие бесполезные вещи.
Сумка Зевса? Джекпот. Всплывающая палатка, фонарик, спальный мешок, сигнальный огонь, гигантский мешок с сухофруктами, бутылка с водой, запасная одежда, спички, бинты и мази, складной нож, чистая сумка с туалетными принадлежностями и карта Теннесси (ДА!).
Слава Богу за карту, моя лежит на дне озера.
И когда я думаю, что это на этом наш лимит удачи истрачен, мы замечаем наш ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ГРУЗ.
Красная сумка водителя битком набита упакованными пирожными с овсяным кремом и шоколадными батончиками. Кит Кат. Херши. И мой самый любимый. Сникерс.
И, несмотря на потерю всего (включая наши промокшие телефоны), я начинаю улыбаться. Еще не всё потеряно.
Но что я знаю? Я совершенно не понимаю, что нужно делать в первую очередь.
ОН
Смотрю, как глаза моей ледяной девушки загораются при виде сладостей. У неё мокрые волосы, но щёки все равно пылают, когда она смотрит на обнаруженный тайник.
Как бы ни была ужасна ситуация, в которой мы оказались, я не смогу сдержать улыбку. Опускаю голову, чтобы она не заметила. Ей не понравилось, когда я улыбнулся ей в первый раз. Возможно, теперь она разозлится ещё больше. Теперь, когда считает меня бессердечным сукиным сыном.
Её беспокойство о благополучии нашего водителя несколько удивило меня. Какой бы колючей ни казалась эта девушка, она была удивительно заботлива по отношению к совершенно незнакомому человеку — до такой степени, что была готова рискнуть своей жизнью.
В ней сокрыто больше, чем кажется на первый взгляд. В этом я уверен.
Смотрю наверх, вокруг нас. Темнота сгущается. Наш вечер закончился. Колеблюсь перед тем, как произнести следующие слова. Кто знает, как она их воспримет.
— Сейчас я установлю палатку. Фонарик вымок не сильно, так что ещё работает. — Делаю глубокий вдох. — Ты можешь воспользоваться им, пока снимаешь мокрую одежду.
Я слышу, как она роняет сумку.
— Ты, должно быть, шутишь, — невозмутимо произносит она.
— Не шучу. Наша одежда насквозь промокла, а температура падает. Сейчас апрель, а не август. Температура в Теннессийских лесах ночью может упасть почти до нуля. Мы серьезно заболеем, если останемся в этой одежде.
Она гневно вздыхает рядом со мной, пока я распаковываю сумку. Краем глаза вижу, как она поднимается с корточек и со вздохом пинает сумку у своих ног.
— Давай сначала соберём наши вещи, а потом вернемся к этому вопросу.
— Ладно, — ворчу я, откладывая этот разговор. Следующие полтора часа мы работаем молча. Периодически я светил фонариком, чтобы мы могли установить палатку, разложить спальный мешок, завернуть еду и повесить её на соседнее дерево, а остальные вещи расположить в доступных местах.
Я не выключал свет до тех пор, пока мы наконец не закончили и не принялись есть бананы из сумки ледяной девушки. Она все — таки поделилась со мной одним, когда я сказал, что это самый скоропортящийся продукт.
Практически слышу, как крутятся колесики в её голове, и уверен, что она слышит мои. Размышляю о событиях этого дня, о нашей удаче. Интересно, как далеко мы находимся от ближайшей автострады, и сколько времени потребуется, чтобы добраться туда, где есть признаки человеческой жизни. В последний раз, когда видел что — то подобное, мы попали в аварию.
Сейчас? Мы в заднице мира, и я понятия не имею, сколько нам добираться.
Украдкой бросаю взгляд на ледяную девушку. Она жует, сидя на земле с рассеянным взглядом и скрещенными ногами. Она закрывает глаза… и я буквально физически ощущаю тишину. Как будто птицы перестали щебетать, и лес затих. Церковный покров опустился и накрыл нас исповедальной атмосферой, наполняющей воздух. В нетерпеливом ожидании… хотя и не могу сказать, чего именно.
Внезапно слова разрезают темноту. Совпадение.
— Никто не знает, что я здесь, — произносит ледяная девушка. Голос у неё пустой, безжизненный. Он глухо отзывается в моих ушах, ошеломляет, вызывает трепет внутри — трепет, который подозрительно похож на страх.
Что ещё хуже, пришло время для второго откровения:
— Никто не знает и что я здесь, — произношу я и наблюдаю, как девушка непроизвольно вздрагивает. Знакомое для меня сейчас ощущение. Собственная дрожь зловеще пробегает по спине.
Мои следующие мысли слишком опасны, чтобы делиться ими с девушкой: слишком зловещи, чтобы произносить их вслух. Нас найдут? Кто-нибудь вообще будет искать?
В автобусе идея анонимности казалась волнительной. Сейчас? Она наполняет меня неизведанным прежде ужасом.
Потом я вспоминаю. Автобус. Водитель. У него была своя собственная жизнь. Люди ждут его возвращения. Люди, которые будут по нему скучать, когда он не вернётся. В отличие от девушки и меня…
Подавляю колющую мысль. Светлая сторона: еще не все потеряно. У нас есть еда. Убежище. Я. Я не силен в выживании в дикой природе, но тогда…
Мое настроение резко ухудшается.
Первое… Наш водитель ушел с намеченного пути — буквально. Он отказался от «проверенного и правильного» маршрута, увезя нас в Теннессийский лес дальше, чем когда — либо уезжал пассажирский автобус. Кто знает, как сильно мы отклонились от курса. Мы можем быть где угодно.
Второе… Нам больно выполнять даже самую простую работу, поэтому приходится часто отдыхать.
Добавьте к этому холодную отстраненность между мной и девушкой, и вы получите самое долгое и тяжелое путешествие в жизни. Наше возвращение назад к цивилизации