Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Позорище!"
Он вернулся домой, скомкано объяснил Матвею, что сегодня больше не играет и сел на кровать. Потом встал, выглянул в окно. На улице редкие прохожие яркими пятнами проплывали в сером весеннем пейзаже.
Что это? Слёзы?
И правда, жгучие слёзы щипали глаза и холодными густыми капельками медленно сползали из правого глаза.
Герка сердито размазал их по щеке и, грохнув кулаком по подоконнику, выкрикнул в голос:
— Трепло!
Цветочный горшок слегка подскочил, брякнув керамическим дном, в коридоре послышались быстрые шаги и мама постучала:
— Гера, всё в порядке?
— Да.
Он дежурил во дворе весь день и был готов остаться на ночь, на месяц — сколько потребуется. Герка не мог это так оставить и ждать следующей случайной встречи. Он должен был извиниться.
Но Александр, верный своим привычкам, вышел около шести.
Герка чувствовал, как у него горят уши, а в груди холодит, словно насыпали ледяной крошки. Он подошёл, здороваясь кивком, и звонко сказал:
— Я забыл, заигрался утром. Простите, я ведь обещал помочь и не пришёл.
Он стоял перед старым охотником, не чуя под собой ног. Кажется никогда раньше он так не волновался.
Александр покивал, скользнув взглядом с Герки на тротуар, словно прислушиваясь.
— Ну-ну, бывает, — негромко ответил он и поднял на Герку улыбающиеся глаза.
Герке стало легче дышать. Этот взгляд объяснил всё: конечно, он прощён.
— Спасибо.
— Ещё есть охота помочь?
Герка с готовностью кивнул. Что угодно — он действительно хотел отработать свой промах.
В следующие два дня они разобрали груду булыжников, сваленных в углу двора после ремонта теплосети, обложив ими люки колодцев. Александр научил Герку мастерить плетень и они украсили два небольших газона под окнами соседнего дома — по просьбе жильцов, которым очень понравилась оформленная детская клумба. Одна старушка, свесившись из окна, даже угостила их блинами, вернее, Герку — Александр, усмехаясь, отказался.
***
С наступлением мая Герка изменил маршрут и часто ходил на пляж. Не тот, где загорают. Пляж был дикий — просто серый каменный песок и груды камней, плотно покрывавшие широкое пространство от воды до леса. Этот безжизненный каменный пояс тянулся далеко, повторяя все изгибы вытянутого озера, и в любую погоду смотрелся довольно уныло. Но Герке нравилось здесь.
Он любил смотреть вдаль, туда, где берег сливался с чернильным горизонтом.
Герка открыл это место, забредя однажды на опушку бетонных джунглей. В этом старом районе было очень неуютно: тут сносили старые дома. Герка шёл, стараясь побыстрее покинуть это пыльное место, и под ногами хрустели черепки. Всё кругом было огорожено заборчиками из светлых занозистых досок.
На этой улице ещё сохранились дома первостроителей города, деревянные, в два этажа, некоторые квартиры совсем без ванной. Герка не представлял, как люди жили в них.
Один дом уже снесли, и теперь рабочие складывали уцелевшие балки, которые могут ещё пригодиться, на подъёмник автокрана. Соседний дом пока стоял, у него только не было крыши — вместо неё торчали острыми зубцами стропила. От этого дом выглядел особенно жалко: словно он ещё не понял, что его дни сочтены, и ждал возвращения жильцов, глядя пустыми глазницами окон сквозь пыль.
Герка побыстрее выбрался в конец улицы, где шум отдалился. Он задержался у последнего дома. Этот тоже предназначался под снос, но жильцы отстояли его и не позволили разрушить: скандальная история. Зачем он им? Герка размышлял о сентиментальности и благоразумии, когда кто-то в комнате с открытым окном и тонкой голубой занавеской тронул гитарную струну. Гулкие звуки капнули и мягко разлились по улице. А затем зазвучала мелодия — невидимый музыкант аккуратно и легко играл задумчивую музыку. Герка не мог пройти мимо, ему хотелось стоять и слушать, и слушать эту песню старого дома. Сейчас не было ничего важнее звуков. Казалось, музыка уносит его куда-то вдаль, в безвременье. Он не знал, где он: сегодня, завтра или вчера — просто плыл на волнах мелодии, свободно струящейся сквозь открытое окно старого дома, и чувствовал безмятежность и покой. Когда музыка стихла, Герка немного подождал следующей мелодии, но музыкант больше не играл. Тогда мальчик продолжил свой путь, свернув на первую попавшуюся тропинку. Он и привела его на пляж.
Здесь было безлюдно, ведь до сезона, когда любой клочок земли у воды плотно набит людьми, ещё далеко. Тут Герка действительно отдыхал — заботы и беспокойные мысли оседали там, на крайней улице вместе с пылью. Тут можно было представить море. Ему довелось побывать там раза три. Стоя на каменном пляже и закрывая глаза, Герка мог увидеть и даже услышать его: море без устали бьётся о камни — синее-синее до самого берега.
Звук рокотом подкатывает к земле, нарастая и заполняя воздух вокруг, затем вдруг весь медленным плотным шипением разливается по галечному песку и тихо отступает, сильно перекатывая камешки, чтобы уступить место новой волне.
Герка чувствовал влажный воздух и был лёгок и счастлив. Как будто какое-то лучшее воспоминание или мечта воплощались прямо сейчас и он здесь, в этом прекрасном месте, в это чудесное время.
Там на пляже жила собака. Рыжая, худая, овчарка, вроде. Герка встретил её случайно, когда задержался тут однажды до темноты.
Тогда он исследовал берег — прошёл вдоль воды с километр. Идти местами было сложно: путь преграждали хлипкие топи и бурелом. Герке хотелось проверить свои силы, он чувствовал маленькое торжество каждый раз, пробираясь сквозь преграды.
Дорога вдоль берега привела его к маленькой бухточке — озеро слегка вдавалось в сушу, очерчивая аккуратный полукруг метров пятнадцать длиной. Вода тихонько плескалась, шурша каменной крошкой, которой был усыпан берег, свободный от кустов и деревьев. В бухточке было светлее — над ней раскинулось вечернее сине-чёрное небо в разводах светлых облаков. У Герки захватило дух от открывшейся красоты, он пропустил бревно, преграждавшее путь, споткнулся и кубарем выкатился на пляж бухточки. Острые крошки впились в локти, когда он вставал, ушибленная нога ныла, но он был рад, что умудрился взять левее и не плюхнуться в воду.
Отряхнувшись, Герка с удовольствием вдохнул свежий озёрный воздух и огляделся.
Неподалёку в смешении теней светлела коряга причудливой формы, напоминавшей то ли сплётшихся
