Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, я… — Герка немного растерялся от неожиданности, — погреться зашёл.
Старушка кивнула и тронув Герку за локоть предложила:
— Вот проходи, чаю попьёшь горячего — согреешься.
Она пошла крошечными шагами, оглядываясь, чтобы убедиться, что Герка идёт следом, к лестничной клетке — дверь туда была ровно напротив входной.
Небольшая тесная площадка своеобразным перекрёстком вела в разные стороны: вверх по двум лестничным пролётам (раньше туда поднимались дошкольники старших и подготовительных групп), влево — высокая закрытая дверь, вправо — короткий коридорчик с двумя кабинетами и прямо — как в проходных подъездах — на задний двор.
— Вот, заходи, — заботливо проговорила старушка, отворяя дверь слева. Лицо её, поминутно глядевшее на Герку, было словно аккуратно прорисованным: морщинка к морщинке, полупрозрачные брови удивлённой дугой поднимались над лучистыми голубыми глазами. Белые-белые волосы, выбившиеся из-под простого серенького платка, придавали её лицу лунное сияние и какую-то сказочность. Казалось, она знает всё заранее: и Геркину историю, и его мысли, и то, что случится потом. При этом, старушка ни о чём не спрашивала, а просто, как знакомого, усадила за стол.
Комната была просторной и домашней, как будто сидишь в гостях и поджидаешь отлучившегося ненадолго друга. Люди готовили здесь — Герка заметил плиту с духовкой и обычный кухонный гарнитур. Центральное место занимал большой овальный стол, покрытый красивой скатертью, в середине стояли цветы в вазе, вокруг которой сгрудились вазочки с печеньем, пряниками и вафлями.
Герка ни за что бы не поверил, что за невзрачными стенами прихода есть такое тёплое по-домашнему место.
— Наверное, помощь кому-то нужна. Вот тебя сюда и привели ноги-то, — добродушно рассуждала старушка, короткими уютными движениями, наливая чай и придвигая к Герке поближе тарелку с хлебом и вазочку с вареньем.
Герка тут же вспомнил Димину бабушку.
— Да, вообще-то, — удивляясь ответил он.
Старушка кивнула.
Тут ему в голову пришла одна неприятная мысль:
— Если я сюда пришёл, значит всё плохо?
Старушка улыбнулась.
— А что значит плохо, — она помолчала, поглядев на свои сложенные руки. — Мы все понимаем это по-разному.
Герка взял чашку двумя руками — от ладоней побежало приятное тепло.
— Ну, плохо… болезнь, например.
— Ну, даже если и болезнь, — негромко проговорила старушка. — Испытание, — она вздохнула. — Ох, испытания. Они нам всегда даются по силам, — и склонила голову набок, слегка улыбнувшись, глядя на мальчика.
— Какое бы ни было оно, испытание всегда несёт страдания.
— Но зачем? — Герка чувствовал, что ответ ему не понравится.
— Чтобы исправиться. Мы, когда сталкиваемся с трудностями, страдаем, потому что всё легко хотим получать. — Она замолкла на мгновение и вздохнула, — а легко не полезно — расслабляется душа, теряет чистые ориентиры.
Он мотнул головой, но ничего не сказал, чтобы не обидеть собеседницу.
Старушка коротко покивала своим мыслям и терпеливо принялась объяснять:
— Святые люди, они, ведь, тоже не сразу святыми стали, — она плавно водила рукой, отмеряя в воздухе шаги. — Им одно за другим испытания посылались и они, святые, в отличие от многих, многих из нас, их безропотно принимали, силу духовную обретая. Вон, сколько им выпадало — нам и не снилось, — она снова вздохнула. Потом глянула на Герку лучистыми глазами:
— Ты пей чай, вафельку бери или, вот, пряник. Наши мастерицы пекли.
Герка взял пряник.
За чаем Герка узнал, что в приходе есть воскресная школа и библиотека, куда старушка его пригласила приходить в любое время.
— Ты человек, думающий, — говорила она, провожая Герку сквозь фойе, — вот и приходи почитай, если интересно. Ну и просто так заходи.
У входной двери мальчик снова бросил взгляд на большую икону.
— А это святой преподобный Сергий Радонежский, — старушка почтительно кивнула — в его честь наш приход и освящён.
Герка снова удивился. Где-то он слышал это имя.
Поблагодарив старушку, он вышел в темноту, слегка разбавленную тусклым светом фонарей. Холодный ветер порывами носился по двору, но Герка засунул руки в карманы и, согретый тёплым чаем, добрался до подъезда, не заметив ветра.
Наконец-то он попал домой.
Мама очень удивилась, увидев его без куртки.
Герка коротко объяснил, что с ним приключилось и они вместе посмеялись над тем, что хотя бы Геркиным ключам будет не скучно коротать век на свалке в компании ключа соседки.
— Как же ты не околел совсем? — спросила мама.
— Я в приходе посидел, отогрелся.
— В каком приходе? — спросил папа.
А мама кивнула:
— Ну тут, рядышком, приход Сергия Радонежского.
— Мм, — отозвался папа, — историческая личность.
И тут Герку осенило, где он слышал и видел того святого с большой иконы — в учебнике истории, когда про Куликовскую битву читал.
Лёжа в кровати, Герка думал о болезнях и испытаниях. Если они даются, чтобы стать лучше, значит, всему человечеству пришла пора исправиться, раз заболела целая планета?
***
С приходом тепла, Герка всё дольше оставался на улице. Обычно он задерживался во дворе.
На треугольной площадке за пустырём одиноко стояла песочница — в ней давно никто не играл, только изредка дети прихожан по воскресеньям копошились в чистом белом песке. В стороне, вдоль тропы высилась старая металлическая горка. Герка катался с неё в детстве.
Он уныло водил носком ботинка по песку — телефон в кармане, сил смотреть на него больше нет, — и медленно рассматривал перила у крыльца соседнего дома.
“Где он, неужели не выйдет?”
Но нет — он вышел, отправился неспешной походкой с выправкой охотника вниз по тротуару. Ноги размеренно шагают, вдумчиво отмеряя расстояние, левая рука свободно потихоньку раскачивается в такт, а правая по привычке застыла по-солдатски, будто придерживая висящее на плече невидимое ружьё.
Это старый охотник. Герка случайно познакомился с ним на этой самой площадке в конце апреля.
Старик был немногословен. Он умел сказать так, что остальное понималось как-то само. Разговор всегда начинал неожиданно, словно продолжая начатую когда-то беседу. Иногда Герка спрашивал его и старик охотно отвечал.
В тот день он подошёл неожиданно и бесшумно, мельком глянул, как Герка играет в телефоне, сидя на бортике песочницы, и сказал как старому знакомому:
— Новый век — новые игрушки, а?
Голос у него звучал глухо и вкрадчиво, словно шелестел.
Герка поднял глаза:
— Во что ещё поиграешь тут? — он пожал плечами. Этот человек, вроде, не был похож на других пожилых, с которыми Герке приходилось сталкиваться, не осуждал с первого взгляда и пока не выспрашивал.
— Да, и не с кем, — старик усмехнулся — будто сухой сучок надломился. — Меня Александром звать.
