— Где бродяжничал и попрошайничал. Да? — с издевкой спросил Шаул.

— Где учился у Всевышнего постигать мир, — смиренно произнесла женщина. — В Египте, в Пальмире и Вавилоне, в Херсонесе Таврическом и в Танаисе Скифском…

— …И там он начал свои безумные проповеди! Да?

— Там он вел беседы с мудрецами о Боге, о жизни, о смерти.

— Как христианский сектант… — продолжал язвить раввин.

— …Как ма[1], — поправила раввина Мирьям.

— Учитель, — усмехнулся раввин. — Откуда же вернулся последний караван этого учителя?

— Из Александрии на реке Гифасис, это в Индии, — продолжала рассказывать Мирьям, не обращая внимания на издевательский тон Шаула.

— …Ты сумасшедшая! Как и вся ваша секта христиан! — не выдержал дознаватель Синедриона. — Вы украли труп вашего предводителя и растрезвонили всем о том, что он воскрес! Вы несете смуту и заслуживаете смерти!

— Что ты знаешь о смерти, рав Шаул? — вдруг спросила Мирьям и писец от испуга выронил свое «перо». Услышать такую дерзость из уст простой иудейки было равносильно грому среди ясного неба. Сам Шаул онемел от неожиданности.

— Ты ведь не жестокий человек? — вдруг мирно спросила женщина. — Я вижу. Ты просто играешь роль, которая тебе выгодна. Ты возомнил себя жестоким после того, как еще юношей убил выводок щенков, отнеся их к речке, подальше. Чтобы никто не слышал… Помнишь, ты хотел испытать короткий меч, который подарил тебе твой дядя?

Шаул слушал с открытым ртом. Мать смутьяна Иешуа вещала о том, что произошло около двадцати лет назад и о чем знал только сам Шаул.

— Тебе казалось, что ты был один. Но ничто не может укрыться от глаз Господа. Что ты знаешь о смерти?.. Затем ты убил множество врагов, потом отправлял на смерть тех, кого считал врагами. Но твой первый грех — кровь невинных маленьких шерстяных комочков — положила начало этому порочному кругу.

Писец уже продолжал скрести в папирусе, закрыв глаза рукой. Слушать такую крамолу было выше его сил. Шаул сидел молча, уставившись в одну точку, а Мирьям продолжала:

— Ты думал о смерти как о наказании… Но ты ошибся, рав Шаул. Ты и твой Синедрион.

— Как?.. — тихо произнес Шаул.

— Он был у меня… — открыто сказал Мирьям. — Уже после казни. Я плакала… А Иешуа сказал: «Прости им. Не ведают, что творят. Они свершили благо. Так было предначертано в Писании. Ведь я умер также и за их грехи…»

Писец в углу отбросил свое орудие письма и закрыл лицо ладонями.

— Откуда ты узнала про щенков?.. — после долгой паузы спросил раввин.

— Считай, что я угадала. Ты все равно не поверишь, как не веришь в то, что мой сын приходил ко мне.

Бесстрашная мать христианского сектанта смотрела на раввина без тени ненависти. Кто она? Несчастная мать человека или счастливая мать Сына Божьего? Она жила, тихо скорбя об утрате, у своей падчерицы, в доме Зеведея и Саломеи. Об этой заботе попросил сам Иешуа, принимая смерть на кресте. Просьбу родителям передал некровный племянник Иешуа — мальчик Йонахан, не отходивший от места казни до самой последней минуты своего дяди. Он все надеялся, что дорогого сердцу родственника спасут…

Воспоминания вызвали слезы, и Мирьям спрятала их за синим платком, натянув его на лицо.

«Красивый платок, шелковый, наверняка Иешуа привез из Индии, — почему-то подумал Шаул. — Сыновья всегда дарят матерям платки, возвратившись из дальних странствий…» Он ведь тоже был чьим-то сыном, и его мать тоже плакала о нем. Но довольно сантиментов!

— Луций! — громко вскричал Шаул после нескольких минут молчания.

Начальник стражи, тучный невысокий римлянин Луций, вышагнул из дверей в сопровождении двух легионеров.

— Уведите ее… эту сумасшедшую, — и раввин, опустив голову на руки, закрыл глаза.

* * *

По иудейским законам тела не должны висеть на распятьях всю ночь. К тому же, мертвое тело должно быть захоронено в течение суток после казни. Но в тот день все пошло совсем не так. Казнь Иешуа совпала с Шаббатом, когда хоронить от заката пятницы до заката субботы не принято. Но появился человек, пожелавший снять мертвое тело с креста и положить у себя в фамильном склепе. И Рим не препятствовал этому. А наутро тело Иешуа исчезло…

Его сторонники превратили это исчезновение в событие, назвав его Воскрешением. Но что было особенно страшно для фарисеев[2]: слово Иешуа ходило в народе.

Опасаясь восстания иудеев, подогретых сторонниками Иешуа, Синедрион решил собрать доказательства для суда над сектой христиан. Для этого нужно было найти тело казненного преступника. Этим и занимался Шаул, допрашивая всех, кого ему удалось задержать с помощью специального отряда римских легионеров.

Большой двор у римских казарм был полон солдат, занятых своими делами. Кто-то нес воду в большом пифосе, кто-то переворачивал сохнувшие на солнце матрацы. Посреди двора конюх прихорашивал взнузданного коня. Тот взбрыкивал и норовил укусить. Шаул чуть прикрыл рукой глаза, ослепшие было от яркого света. Сухими горячими пальцами он вытер взопревший лоб, сложил руки на груди и глубоко задумался.

Расследование, которое ему поручил Синедрион, — выявить зачинщиков среди секты христиан — только началось, а он уже был выбит из колеи беседой с матерью казненного преступника. Почему ему показалось, что Мирьям не лгала? Почему он поверил ей? Нет. Вздор. Побывав среди сумасшедших, начинаешь думать, как они, и в скором времени становишься таким же, как они. Но что же его так терзало? То ли правда, сказанная женщиной, — та правда, которую знал только он. То ли внутреннее ощущение какой-то чудовищной несправедливости, на стороне которой он служил…

Но к делу! Рав Шаул стряхнул с себя бремя раздумий и вошел обратно в дом.

Иосиф из Арифматреи, богато одетый мужчина средних лет с коротко стриженной седой бородой, уже ждал его, сидя за столом. Шаул быстро прошел мимо него и сел в свое курульное кресло.

— Кто взял тело Иешуа из вашего склепа? — не приветствуя уважаемого жителя Иерусалима, спросил молодой раввин.

— Я не знаю.

— Мне сказали, ты честный человек, — Шаул сидел напротив Иосифа, широко положив расслабленные руки на столешницу.

Иосиф тоже был членом Синедриона, но особое положение «дознавателя» позволяло Шаулу вести себя, мягко говоря, бестактно.

— Что ты хотел от меня услышать? — поднял брови арифматреец.

— Синедрион хочет услышать правду о казненном преступнике.

— Их было трое.

Иосиф не лгал. Действительно, рядом с Иешуа на крестах умирали еще двое — Гиста и Десма. Но они, в отличие от учителя христиан, были настоящими разбойниками.