Он сорвался с места и побежал, сминая побуревшую от первых заморозков траву, жесткие ветви кустов хлестали по щекам.

Но осеннее солнце тускло блеснуло на серебре волос, и Питер резко затормозил, переводя дыхание.

Сердце горестно сжалось. Насколько глупо испытывать подобные порывы сейчас, спустя почти десять лет! Он уже не мальчик, безумства остались в прошлом, новому времени – новые песни, и все такое…

Как же он ненавидел это выражение!

– Как ты меня нашел? – поинтересовался Питер, выходя из леса.

Хайлиан слегка улыбнулся. В длинном черном пальто, застегнутом до горла, и высоких элегантных сапожках он смотрелся здесь странно, точно цветущая ветка на снегу посреди зимы.

– Сколько я тебя знаю, ты всегда приходишь сюда, когда хочешь… поразмыслить.

– Сбежать от реальности, это ты имел в виду? – усмехнулся Питер. Они медленно двинулись по полю, пучки зелено-бурой травы чавкали и хрустели под ногами. – Выглядишь потрясающе… хотя эти сапоги и пальто не слишком подходят для леса, верно?

– Боюсь, я сам не слишком подхожу тебе, Питер, – тихо промолвил Хайлиан, глядя куда-то далеко, словно бы за край поля, хотя там не было ничего, кроме леса – точно такого же, как тот, из которого они только что вышли.

Питер резко остановился.

– Что ты такое говоришь?

Хайлиан медленно, словно нехотя, повернулся к нему. Фиолетовые глаза были печальны и прохладны, как пустое осеннее небо над их головами.

– Знаю, твой отец скончался совсем недавно… но, возможно, тебе пора отправляться в путь?

– Куда это?

– Искать Мелл Фэлри, – терпеливо пояснил Хайлиан, – ведь Сильван завещал тебе его найти?

Питер невольно попятился.

– Откуда ты знаешь? Ты что, подслушал мой последний разговор с отцом, ты следил за нами? – и при виде болезненно исказившегося лица Хайлиана в очередной раз проклял свою недогадливость.

Ну почему он постоянно попадает впросак и причиняет боль единственному существу, которому он по-настоящему дорог?

– Прости, прости, ради Всемогущего, ты хорошо знал отца и меня тоже, и всю эту историю, догадаться было легко, прости, я чертов идиот!

Питер вдруг с ужасом распознал нотки нетерпения в собственном голосе. Он настолько часто извинялся перед Хайли, что повторял «прости» почти привычно – так, словно прощение полагалось ему по праву.

Он шагнул к Хайлиану, чтобы заключить его в объятия, но тот отступил назад. Расстегнул воротник пальто, глубоко вздохнул, словно ему не хватало воздуха. Облачко пара вырвалось из его губ и рассеялось в хрустально-прозрачном, неподвижном воздухе. Пальцы его дрожали, и Питер был готов самому себе надавать затрещин.

– Прости, – уныло повторил он, не зная, что еще сказать.

– Нет, все в порядке, это хорошо. Это правильно, – неожиданно произнес Хайлиан, овладев собой, – как и то, что велел тебе Сильван.

Питер всплеснул руками.

– И ты туда же! Пойми, отец просто бредил перед смертью! Мы искали Фэлри много лет и смирились с тем, что все бесполезно… что тайна его исчезновения останется тайной навсегда. Только так мне удалось выжить – ты сам меня этому учил, ты направлял меня на путь забвения, чтобы я мог жить дальше!

– И ошибался! – безжалостно прервал его сереброволосый сег. Шагнул вперед, положил руки на плечи Питера и произнес с глубокой убежденностью: – Тогда я и правда считал, что так лучше для тебя, но годы уходят, не принося тебе ничего, кроме страданий! Ты никогда его не забудешь. Ты должен его найти!

– А вот и забуду! – рявкнул Питер, схватил Хайлиана за грудки и, притянув к себе, впился грубым поцелуем в его губы.

Он был гораздо сильнее хрупкого, гибкого сега, но тот как-то ухитрился вырваться и с размаху залепил Питеру даже не пощечину, а скорее оплеуху – до звона в ушах.

Питер разжал руки и потряс головой, прогоняя головокружение. В изумлении уставился на Хайлиана – тот, тяжело дыша, отряхивал щегольское пальто, словно Питер замарал его своим прикосновением.

– Вы окончательно спятили, оба – и ты и отец, – произнес Питер, когда обрел дар речи, – Хайли… я знаю, что был тебе паршивым спутником. Все эти годы… Темный меня забери, я вел себя, как скотина, мне нет оправданий. Но все изменится. Прошу, позволь мне все изменить! Я больше не хочу гнаться за миражом, я хочу остаться с тобой! Теперь все будет по-другому, обещаю!

В глазах Хайлиана что-то блестело, как капли дождя на лепестках фиалок.

– Питер… полчаса назад, в лесу, я заметил тебя издали. И видел, как ты сорвался с места и побежал – так, словно готов был все смести на своем пути. Но сразу остановился, когда… когда понял, что это всего лишь я, – он судорожно втянул воздух, несколько секунд молчал, словно не в силах продолжать, но потом все же закончил: – Если бы мне нужны были еще какие-то потверждения того, что я поступаю правильно… этого бы хватило с лихвой.

Питер опустил голову, крепко зажмурившись от боли и стараясь дышать через нос, чтобы не всхлипывать. Легкие шаги прошуршали по траве, и узкая ладонь знакомо опустилась на затылок, утешая и успокаивая, словно он был ребенком, заблудившимся в темноте.

– Знаешь, большинство людей жалеет либо о том, что потратили на человека слишком много времени, либо о том, что слишком быстро его потеряли, – охрипший голос Хайлиана звучал тепло, почти ласково, – так вот – я ни о чем не жалею. И если когда-нибудь почувствуешь, что готов стать моим… возвращайся.

Питер не пошевелился. Ветер холодным дуновением коснулся его щеки, едва слышно прошуршал высокими, высохшими до звона стеблями травы.

Хайлиан оступил назад и умоляюще прошептал:

– Ты мог бы… улететь первым? Я еще немного погуляю. Тут так хорошо – лес, поле. Такой простор. Теперь я понимаю, почему ты прилетал сюда так часто.

«Нет, не понимаешь, – подумал Питер и, глотая слезы, провел ладонью над поясом, – и хвала Всемогущему, что хоть это он не позволил тебе понять».

Ледяное небо, как всегда, ударило его по лицу при взлете, дыхание перехватило. Но Питер поднимался все выше и не открывал глаз, пока не почувствовал, что отдалился на достаточное расстояние и даже мельком не увидит на серовато-буром, безжизненном поле крошечную темную фигурку и серебристую искорку вспыхнувших на солнце волос.

Фигурку, которая, не отрываясь, все смотрит и смотрит ему вслед.

Домой Питер не полетел – вдруг понял, что не хочет туда возвращаться. Отца больше нет, а при мысли о роскошных апартаментах, оформленных с такой любовью, с таким вниманием ко всему, что могло бы ему понравиться, становилось тошно. К тому же там не осталось ничего, что Питер хотел бы забрать. К