С этими словами я упала на колени и протянула к волшебнику руки. Он не видел ножа, который я при этом держала — моё оружие умеет быть невидимым, когда нужно. Рейнеке нахмурился.

— Я должен разобраться. Странно, почему до меня никто не додумался до столь элементарного…

Закончить свою мысль маг не успел, я всё-таки ударила. Не в сердце — став человеком, я поклялась, что смерть магу или его магии принесу только в случае угрозы для моей жизни. Я ударила в левое плечо, перерубая тем самым ток волшебства по жилам человека. Рейнеке ничего не понял, но тэны не напрасно обучают своих сыновей — юноша оттолкнул меня и обнажил длинный кинжал, с которым никогда не расставался — оружие, без которого представители его сословия даже не садятся за стол.

— Ты сошла с ума, — заявил маг, не торопясь нападать на беззащитную девушку. Я в ответ тряхнула рукой и стриж на рукояти издал протяжный свист, будто он в небе гоняется за мухами, а после нож в моей руке удлинился и потяжелел, превращаясь в короткий и узкий меч.

Разумеется, магу ничего не стоило отразить мой удар… будь у меня в руке оружие из холодного железа. Но клинок, скованный из бурь и ветров, легко прошёл сквозь кинжал смертного, не причинив тому вреда и не сломавшись сам. Прошёл — и, извернувшись, ударил мага в правое плечо, отрезая и эту руку от возможности колдовать. Незаконченное заклинание, не успевшее приобрести собственную силу, полыхнуло, сделав сильфов на мгновение видимыми человеческому глазу, а после пропало. Исчезли вырезанные в дёрне колдовские знаки, впитались в землю зелья — и всё это в тот самый миг, когда я нанесла свой удар. Вот теперь Рейнеке проняло. Он со свистом выдохнул и, занося кинжал, шагнул ко мне. Я отпрянула — драться я не умела, да и не стала бы, сознавая свою вину. Земля, видно, заботится о своих детях не меньше, чем воздух о своих — она кинулась мне под ноги, заставила упасть и больно стукнула по спине. Рейнеке приставил к моему горлу кинжал и посмотрел мне в глаза. Пощады я не ждала — волшебники не могут жить без своего волшебства и с лёгкостью убивают, если что-то встаёт на их пути.

— Тебя следует повесить за нападения на наследника тэна в его владениях, — холодно сообщил мне юноша. — А за то, что ты сотворила со мной — сжечь на костре. Что скажешь, Лика, дочь ветров?

— Убей! — попросила я, не пытаясь даже шевельнуться. — Убей сам, своей рукой, и утоли моей кровью жажду мести. Убей!

— Ты не боишься смерти? — удивился человек и отвёл кинжал от моего горла. Даже тогда я не стала подниматься: по закону человек, напавший на тэна или на его наследника, принадлежал пострадавшему до тех пор, пока тот не определял наказание. Что мне за дело до земных законов? Я не знала и сама, но между тем лежала на земле, терпеливо ожидая решения своей участи. — Ах, да. Я забыл. Ты боишься только огня. И поэтому просишь убить тебя железом?

— Нет, — ответила я, прямо глядя человеку в глаза. — Если ты убьёшь меня своей рукой — это будет справедливо. Отдав меня на муку, ты нарушишь законы мира.

— Сумасшедшая! — воскликнул маг и убрал в ножны кинжал. — Я не буду тебя убивать, и даже не буду преследовать. Иди своей дорогой, коли хочешь. Твои страдания не вернут мне утраченного.

— Ты отпускаешь меня, Рейнеке-маг? — изумилась я, поднимаясь с земли. Нашарила выпавший из моей руки нож — он снова уменьшился в размерах, и теперь тихонько пел — человек не слышал — наслаждаясь долгожданным угощением. Волшебник не знал, что может творить магию голосом, а то и ногами (если сумеет, конечно): я не убила её в нём, только перерезала пути, по которым волшебная сила стекала в руки.

— Отпускаю. Проваливай, — грубо ответил человек, и я склонила голову перед его гневом. — Нет, постой. Пока ты ещё здесь. Я хочу знать.

— Спрашивай, Рейнеке-маг, — улыбнулась я.

— Не называй меня так! — сорвался на крик волшебник. Успеет ли солнце взойти, прежде чем маг окончательно убедит себя в том, что сделался по моей вине неизлечимым калекой?

— Спрашивай, — предложила я. — Или позволь, я угадаю. Ты хочешь спросить, как решается моя загадка?

— Да, — просто ответил маг. — Что я должен был сделать?

— Попросить, — тихо произнесла я.

— И всё?! — не поверил маг. Я молча кивнула. — Но кого мне просить?

— Сильфов, — ещё тише сказала я, чувствуя, что искренняя жажда знаний заслуживает честного ответа — даже если он опасен для меня и моих близких.

— Их же не существует, — пробормотал человек и неуверенно оглянулся на липу. Колдовские сети, поймавшие моих собратьев, сделались видимыми и осязаемыми, и сейчас валялись под деревом.

— Думай как хочешь, Рейнеке-маг, — поклонилась я и повернулась, чтобы идти. — И поступай как знаешь.

Я отошла не более чем на десяток выпадов, когда за моей спиной голос Рейнеке произнёс:

— Духи воздуха, невидимые смертным! Я не вижу вас, и не знаю, видите ли вы меня. Но я слышал вашу музыку, и хотел бы услышать ещё раз. По незнанию я пытался пленить вас — простите. И сыграйте для меня, если будет на то ваша воля.

Это было самое нелепое воззвание к сильфам, которое только можно себе представить. Очень похоже на смертного, который даже в попытках познать стремится сначала подчинить, раздавить, а потом только выяснять истину. Но… почему он так легко простил меня? Так просто смирился со своей утратой? Пожав плечами, я зашагала в сторону ложи серого ордена. Мне следовало исчезнуть оттуда быстрее, чем старший братец пронюхает о моём вероломстве, а бросать вещи всё-таки не хотелось. В этом, наверное, проклятие смертного тела — ему столько всего нужно, что я волей-неволей оказалась привязана к земным предметам. Ещё несколько шагов, и порыв ветра пронёсся мимо меня, ласково взъерошив мне волосы. А после я услышала тихую нежную музыку. Моя мать заиграла на арфе. Рейнеке выполнил поставленное условие.

Небо едва окрасилось алым на востоке, когда маг вышел из ворот замка. Там я ждала его — сильфы тоже умеют держать своё слово. Волшебник кивнул мне, и зашагал по дороге, не сказав мне ни одного слова. Я тоже молчала. В воздухе разносился звон колокольчиков и тихие переборы струн. Мать провожала нас в дорогу.

— Сын земли, ответь мне, — нарушила я молчание к исходу первой дневной стражи.

— Спрашивай, дочь ветров, — помедлив, отозвался Рейнеке.

— Почему ты не убил меня?

— А толку? — пожал плечами маг. — Разве это вернёт мою силу?

— Когда это людей заботил смысл их мести? — удивилась я.

— Если бы я был мстителен, мне пришлось бы убить слишком многих, — ровным голосом отозвался волшебник. Я подумала, что так беспечен может быть только человек, который ничем в жизни не дорожит и ничего не ценит. Но вслух сказала другое:

— Значит, это правда, что тебя прокляла твоя мать и твой собственный учитель?

— Кто это тебе сказал? Опять ветра нашептали?