— Доброе утро, Дональд. Как спалось?

— Лучше не придумаешь.

— Через полчаса состоится конная прогулка с завтраком наоткрытом воздухе, но если не хочешь кататься, то в любое время можешь поесть встоловой.

— А что за прогулка?

— Она длится минут двадцать, — ответила Долорес. — После нееаппетит просто замечательный. Вас будет ждать походная кухня, вдобавок разведуткостер и приготовят кофе, и как только вы прибудете на место, сразу подадутяичницу с ветчиной и гренками; кроме того, предложат пышки с пылу-жару, жареныйокорок, сосиски.., и много-много других вкусных вещей.

— Довольно обременительно для лошадей, правда? — спросил я.

— Что?

— Им тяжело будет везти объевшихся гостей.

— О, лошади любят такие прогулки, — рассмеялась она. — Онитерпеливо ждут, когда пижоны.., то есть гости насытятся.

— Пижоны? — удивился я.

— Господи, нет, конечно, — смутилась она. — Да это мы ихзовем между собой. В глаза так не называем, просто гости.

— Я уже готов ехать, — сказал я. — Ладно, уговорила.

— Ты не пожалеешь.

Вдвоем мы направились туда, где седлали лошадей. Пару разона как бы невзначай касалась своим бедром моей ноги. Потом, видя, что яреагирую прохладно, проговорила:

— Нам придется часто видеться, Дональд. Сам понимаешь,работы у нас будет полно. После Хелменна Бруно последуют другие, ведь так?

— Много их?

— Думаю, что да.

— В таком случае я хотя бы научусь ездить на лошади.

Она косо посмотрела на меня:

— Ты сможешь научиться не только этому. Перед тобойоткрывается широкое поле деятельности. Только не ленись получать образование.

Когда мы подошли к конюшне, Бак Крамер смерил меняоценивающим взглядом и спросил:

— Дональд, тебе какую лошадь?

— Самую захудалую.

— Хочешь с норовом?

— Занимайся пока другими, а я возьму, что останется.

— У нас найдется на любой вкус.

— Ну, тогда на твой выбор.

— Вон там стоит гнедая под седлом. Садись и примерьстремена.

Я прыгнул в седло, приподнялся в стременах на пятках,покачался влево и вправо, затем взад-вперед и снова сел. Потом слегка натянулповодья, направил лошадь влево, вправо и после этого слез.

— Полный порядок. Стремена как раз по мне.

— Стремена, но не лошадь, — заметил Крамер.

— В чем дело?

— Ты заслуживаешь лошадь получше. Он кивнул помощникуконюха, тот поднял вверх палец, и через минуту мальчик подвел ко мнеперебирающего ногами красавца.

Крамер забросил ему на спину седло и, накинув уздечку,сказал:

— Забирай его, Лэм… Ты где научился ездить?

— Я не езжу… Я просто сижу в седле.

— Каждый бы так сидел! — похвалил он. — Этот конь немногопуглив, поэтому когда заартачится, натяни слегка поводья.

— Понял.

Один за другим стали подходить любители верховой езды изчисла отдыхающих, почти всех Крамеру и мальчику пришлось подсаживать.

Мы медленно двинулись по труднопроходимой тропе, на которойможно было различить следы копыт и колес, оставленные тяжелыми повозками. Нашмаршрут пролегал среди горных отрогов вдоль каньона, мы направлялись в царствотеней. Бак, ехавший впереди, пустил свою кобылу легким галопом.

Городские жители, не привыкшие к передвижению верхом,коленями и ногами крепко обхватили крупы животных, некоторые судорожновцепились руками в луку седла, а третьи и вообще болтались, как сосиски. Оченьнемногие держались в седле прямо.

Несколько раз Бак оглядывался назад и внимательно смотрел вмою сторону.

Конь мой ступал на редкость легко. Сидеть в седле было одноудовольствие — точно в кресле-качалке.

Минут пятнадцать мы петляли по пересохшему руслу реки, покане оказались в поросшей полынью низине, по краям здесь были вкопаны столбы дляпривязи, а центре находился грубо сколоченный стол. Над костром крепиласьрешетка с мясом, а колдовал над ней очень старый, весь седой мексиканец вповарском колпаке и белом фартуке. Три или четыре мальчика, тоже измексиканцев, помогали ему управляться с дюжиной сковородок, дымившихся на огне.

Кряхтя, тяжело вздыхая и шатаясь от непривычки к такомуспособу передвижения, городские жители собрались вокруг кострища с раскаленнымиуглями, протягивая руки к теплу и постепенно занимая места за большим столом сширокими скамьями.

Все набросились на еду, похватав эмалированные кружки скофе, сметая яйца, бекон, сосиски и ветчину с тарелок; с такой же скоростьюбыли съедены бисквиты с медом, поджаренные хлебцы, мармелад и варенье. Когдасолнце поднялось из-за гор и залило ярким светом низину, все, уже насытившись,отдыхали, а мужчины, довольные собой, закурили.

Бак провел опрос и установил, что одна половина хочетотправиться вниз, обратно на ранчо, а другая — готова продолжить подъем в горыпо крутой тропе.

Вверх я поднимался рядом с Крамером.

— Ты здорово сидишь в седле, — снова похвалил он меня. — Утебя легкая рука, и это лошади нравится.

— Я люблю лошадей.

— Это пустяки, — сказал он. — Лошади вроде людей… А ты какпопал сюда?

— Один мой приятель очень нахваливал ваше ранчо.

— Кто такой? — спросил Бак. — Я практически помню всех, ктопобывал здесь.

— Парень по имени Смит, — ответил я. — Я вообще-то плохо егознаю. Так, пару раз встречались в одном баре. Он только что вернулся из этихмест и здорово загорел. Ну и парень мне все уши прожужжал, как здесь, дескать,хорошо отдыхать.

— Понятно, — проговорил Крамер, не прибавив больше ничего.

Тропа, по которой мы двинулись вверх, вскоре увела нас изканьона, резко вильнув влево у высокого каменистого плато, откуда хорошопросматривались прерии на западе и на юге, затем стала круто обрываться вниз,женщины испуганно закричали, наш проводник старался заглушить их крики своимиэнергичными возгласами: «Эй, эй! Легче, легче!»

Крамер на миг повернулся в седле и подмигнул мне.

Я слегка пришпорил коня, а он между тем уверенно сталспускаться вниз по крутому склону, поросшему полынью, и около одиннадцати мыуже подъезжали к ранчо.