– Что вы имеете в виду?

– Ну, скажем, Двенадцатого или Пятого. Большой юморист.

– Я не понимаю… – Вальтер почувствовал, как неприятный холодок прокатывается по спине. – Вы что… Вы что, притащили их сюда?!

– Спокойно, – поморщился Генрих. – Вы же ариец, у вас нордическое спокойствие разлито в крови.

Слово «кровь» прозвучало так… Так… что у Вюста подкосились колени. Чтобы не упасть, он облокотился на дверь.

– К тому же вы любите свою племянницу. Она спит, как ангел. И совсем не нужно, чтобы она проснулась. Детские сны – это рай… зачем же вытаскивать ее в ад?

Вальтер почувствовал, что у него начинает дергаться щека.

– Господи, Генрих… Вы притащили этих… этих… – Он закрыл глаза.

– А что вы думали? – с неожиданной злобой ответил Лилленштайн. – Что я буду просто сидеть и ждать, когда ваши подопечные сделают из меня очередной механизм? Или когда прибьют, скормят на потеху очередному любителю острых зрелищ?

– Вы и про это знаете?

Лилленштайн хмыкнул.

– Неужели я выгляжу настолько тупым? Вальтер, я прекрасно информирован о том, кто и зачем посещает тайные комнаты в Заксенхаузене и на закрытом стадионе номер десять, когда мои ребята раздирают людей на части.

– Ваши ребята?

– А чьи? Может быть, ваши?

Вюст молчал, но в глазах его мелькнуло и пропало что-то… Не страх, не удивление. Совсем другое. Генрих насторожился. Он что-то пропустил, это не удивительно. Но где, что?

Фон Лилленштайн играл ва-банк, стараясь, чтобы его собеседник додумывал истину сам.

– Что происходит, Вальтер? Что происходит? Вы ставите надо мной эксперименты. У меня накопилось много вопросов.

Вюст наконец отклеился от стены, подошел к столу, сел.

– Ладно, Генрих, хорошо, что вы пришли. Значит, я в вас не ошибся.

– Вальтер… Поймите, с некоторых пор я стал очень хорошо чувствовать ложь. У меня появилось почти звериное чутье.

– А я не буду вам врать, Генрих. – Вюст открыл большую резного дерева шкатулку, что стояла на столе. Достал сигару, неторопливо откусил маленькой гильотиной кончик, зажег толстую спичку. Прикурил. По комнате поплыл тяжелый аромат. – Правда, друг мой, это самое верное оружие. К тому же оно самое смертоносное.

– Мы будем рассуждать о метафизике? Тогда позвольте, Вальтер, я задам более конкретные вопросы, а уж потом мы просто поболтаем…

– Нет, Генрих, это я так… к слову. Я даже, наверное, знаю, что вы хотите спросить. Как вы там говорили, вечер чудес и волшебства? Вот я сейчас угадаю…

Фон Лилленштайн ухмыльнулся. И снова Вюсту показались… эти страшные зубы.

– И что же я хочу спросить?

– Вы не понимаете – зачем вы! – коротко ответил Вальтер.

Генрих убрал ноги со стола.

– Да, черт возьми, Вальтер, я не понимаю.

– Вы не ученый.

– Да. То есть нет!

– Вы не медик. Вы не волшебник. И фокусник из вас, уж простите, довольно посредственный. Вы не маг. По крайней мере, сейчас. Вы хороший солдат. Отличный офицер. Вы ловкий, хитрый, умный. Но и все. Это то, что вы знаете о себе сами.

– Да, конечно.

– И совершенно понятно, и вам, и мне, что в вашем нынешнем качестве вы проекту «Вечное пламя» нужны как… как телеге пятое колесо.

– Именно, – Генрих быстро кивнул. Он впитывал слова Вальтера, как губка воду. И Вюст это чувствовал.

– А теперь я вам расскажу то, чего вы про себя не знаете точно. Но подойду к этому издалека. Вы знаете, откуда берутся Номера?

– Нет. Я не видел ни разу этого… процесса. Вы их где-то находите?

– Нет, – Вальтер покачал головой и выдохнул большое облако вонючего дыма. – Это люди.

– Бросьте, Вюст! Бросьте! Мне известно, что такое люди, я неоднократно их убивал.

Вальтер улыбнулся.

– И тем не менее. Это люди. Бывшие.

– Мертвые?.. – осторожно спросил фон Лилленштайн.

– Н-нет… – Вальтер разогнал дым ладонью. – Тут мы ступаем на скользкую поверхность, Генрих. Скользкую потому, что есть некие определения, с которыми мы неизбежно станем конфликтовать.

– То есть?

– Чтобы жить, человечество придумало множество определений. Поскольку люди не могут не двигаться вперед, получалось, что одни определения устаревали, другие теряли актуальность… Ну кто сейчас вспомнит про трех китов и черепаху, на которых держится плоская Земля? Только служители музеев. Наука ушла далеко, мы освоили пространство, сузили мир до размеров грецкого ореха. Самолеты, корабли… Все это не оставляет ни малейшей лазейки для тайны. Когда-нибудь немецкая нация выйдет в космос. Освоит Луну, далекие звезды! И тогда эти мерцающие во тьме кусочки света потеряют свою таинственность и романтизм, а станут очередными колониями… Как когда-то таинственная Индия или Америка. Пространство нам подвластно. Однако есть одна область, которая фактически осталась в стороне от этого научно-исследовательского бума.

– Какая же?

Вюст пожал плечами.

– Вот тут начинаются проблемы с определениями. Многие из них остались неизменными еще со времен слонов, китов и черепахи. Представьте, что к вам заявится какой-нибудь географ и скажет, что нашел землю, где живут песиглавцы! – Вальтер коротко хохотнул. Напряжение медленно отпускало. – Так и в нашем случае. Однако в роли этого неудачника-географа выступлю я. И скажу, что знаю, где находится тонкий мир. Мир, где обитают души. Мир, куда ушли все чудеса, когда человек подступил к ним с микроскопом и скальпелем. По сей день этими вопросами занималась только церковь. Однако делиться своими знаниями она особенно не жаждет – то ли от большого ума, то ли от жадности. Потому что даже небольшие открытия в этой области сулят значительную прибыль. Недаром в области сверхъестественного так активно копают всякие шарлатаны, все те, кто чует наживу, как собака гнилую кость. В нашей с вами организации их более чем достаточно.

– Скажите, Вюст, вы заговариваете мне зубы? – поинтересовался фон Лилленштайн.

– Нет. Я же предупреждал вас, что это разговор скользкий и непростой. Вы сами задаете такие вопросы… Так что терпите. Я говорил о церкви? Вам не кажется странным, что у нас нет особенных трений с Ватиканом? Несмотря ни на что, Ватикан молчит. А кое-где даже одобряет нас. Просто мы работаем в одном направлении. Мы осваиваем новые территории. А церковь у нас вот где! – Вюст сжал кулак.

– Как так?

– Ну, видите ли, – Вальтер усмехнулся, – к нам в руки попали очень важные бумаги о деятельности церковников. И если они всплывут… я полагаю, что количество честных католиков сильно поубавится. Ватикану выгодней сотрудничать с нами, нежели враждовать. Целый ряд экспериментов проходит в тесном контакте с представителями папского престола. Тут даже отрицательный результат засчитывается.