— Извините. Вы ошиблись номером.

— Гм, я уверена, что нет, — сказала женщина, однако голос ее звучал не вызывающе, а скорее разочарованно. — А с кем я говорю?

Марсель не ответил. Вещи в комнате. Небо за окном. Пятна на стене.

— Я — Том Турбо, — наконец сказал он.

Он ждал. Женщина дышала в трубку. Потом со смехом громко выдохнула. Да, она рассмеялась. Затем раздался какой-то шорох.

— Привет, Том. Меня зовут Анна-Мария.

— Окей.

— Погоди. Не клади трубку. Как тебя зовут на самом деле?

— Бернд.

— Привет, Бернд.

— Я все это выдумал, этот телефон женщины и остальное, — сказал Марсель. — Это был просто гэг. Извините.

Он впервые в жизни произнес слово «гэг». Дурацкое слово, из какого-то немецкого фильма.

— Ага, — отозвалась женщина. — Но ты очень милый.

— Окей.

— Правда, правда, — сказала женщина. — Я серьезно.

— Окей. Супер.

— Погоди секунду, не вешай трубку, ладно? Марсель промолчал в ответ.

— Знаешь, если у тебя есть желание, — сказала женщина, — мы можем встретиться. Я в час дня всегда бываю в Народном саду. Я с ребенком. Ты наверняка нас сразу узнаешь. У меня с собой гитара.

— Ага.

— Если захочешь.

— Гм.

— Нас легко узнать. Ты в самом деле милый. Милый, воспитанный, мол о…

Марсель отключил телефон.

Удивительно, насколько трудно оказалось обходить стороной парк. По дороге домой постоянно проходишь возле него. Зеленые деревья все время бросались в глаза то с одной, то с другой стороны. Ну да ладно, сейчас не час дня. Да, пока не настал час дня, женщины там наверняка еще нет.

А что она ему скажет?

Марсель представил себе их разговор. Он каждый день мысленно представлял себе, как они встретятся и о чем будут говорить.

Женщина, например, скажет: «Ты затеял интересный эксперимент. Каково это, когда тебе постоянно звонят разные люди?» Ну, наверное, они сначала просто поздороваются. Однако мысли Марселя сразу перепрыгивали через начало к самому интересному месту. На ее слова он бы ответил так: «В начале это было круто. Словно ты принимаешь радиосигналы с другого континента. Одни выражают тебе сочувствие. Другие просто creepy.[100] Некоторых это возбуждает. А один предложил освободить меня и вызвать полицию. Отговорить его было не так-то легко».

— Правда?

— Но большинство на самом деле нормальные. Проявляют сочувствие. Не хотят, чтобы ребенок страдал.

— Сын Сузи?

— Да. Хотя они его совсем не знают.

Иногда их разговор протекал совсем иначе. Было много вариантов.

Звонки прекратились только через месяц. Марсель снова не расставался с телефоном. И парк утратил для него радиоактивную ауру. Вступая под его деревья, Марсель больше не смотрел на часы. Он даже стал замедлять шаг, потому что в какой-то момент понял — женщина ведь его не узнает. На дорожках парка было многолюдно, как в кино. В воздухе всегда стоял легкий запах медицинских мячей. Только однажды ему показалось, что он увидел ее. Женщина сидела на скамейке, рядом с ней громоздилось огромное инвалидное кресло. «Я с ребенком». Хорошо, кто знает… В кресле, однако, полулежало какое-то рослое тело, укрытое, трудно различимое. Гитары у женщины не было. В руках она держала белого тряпичного зайца и двигала им перед человеком в инвалидном кресле.

В будущее каждый уносит с собой свои картинки и образы. Порой происходят самые ужасные вещи: несчастный случай, вынужденное кесарево сечение, долгий, грустный год в Пекине. Ты обманываешь людей, берешь у них деньги в долг и не возвращаешь, у тебя не складываются отношения с собственной дочерью, теряешь работу, а твое место занимает девятнадцатилетний юнец, тебя призывают в армию, унижают, и потом, несмотря на все это, ты гордо несешь пакет с апельсинами по городу, где еще живет твоя мать, в этом огромном, полупустом жилом комплексе. Бог ты мой.

При всех этих тягостных обстоятельствах образ тряпичного зайца жил в нем до его тридцатишестилетия. Тогда вокруг него еще были люди, которым он мог бы рассказать обо всем этом — о звонках, о телефоне, о женщине, и, возможно, они бы ему поверили.

Но он не рассказал. Наверное, потому, что в нем сохранялось простое, как инстинкт, чувство, уверенность, что существовали все эти люди, которые, будучи собраны вместе, образовывали что-то вроде успокоительного слоя, возможности вздохнуть с облегчением в самом неожиданном месте. Но все это, я знаю, легко говорить задним числом. Так что давайте пойдем дальше.

ЮНОСТЬ

Красненькие выросли Синие листочки.

Эрнст Хербек[101]

Однажды, в 1994 году, на той неделе, когда человечество наблюдало, как расколовшаяся на несколько фрагментов комета Шумейкеров — Леви-9 столкнулась с Юпитером, отец вошел ко мне в комнату в разгар приступа. Это было сразу же заметно по его облику. По затравленному выражению глаз, по согбенной спине и низко опущенной голове. Он снова ощущал, что его отовсюду облучают, его преследуют, ночью бегают по крыше, а когда он пытается заснуть, засовывают провода ему под кожу. Это началось несколько дней тому назад, и вот теперь воцарился совершенный ужас. В руке у отца была шариковая ручка. Однако выяснилось, что ко мне он пришел совсем по другой причине, — он хотел рассказать не о преследовании, а о чем-то хорошем.

Он-де снова помолодел, сказал он.

Я не понял.

Все клетки его тела, пояснил он, омолодились. Теперь ему двадцать, самое большее, двадцать два года. Да, все его тело просто — раз, и перевели назад, как часы. Великое благо, огромное, ничем не заслуженное благо. Среди бесконечных несчастий ему вдруг была дарована такая милость. Снова помолодеть и стать совершенно здоровым! Суставы целы, сердце работает без перебоев, ровно, и ни единого седого волоса.

Вау, сказал я, фантастика.

Он был очень счастлив. Не знаю, испытывал ли я позднее, изучая математику или сочиняя книги, такое счастье. В таких вещах никогда ничего не знаешь наверняка.

Как это ему удалось, поинтересовался я. Он и сам не знает. Он намекнул, что не имеет права сообщать никаких подробностей о механизме этой метаморфозы, так распорядились высшие инстанции. Однако дал понять, что, по крайней мере, отчасти она связана с газетной статьей о комете, которая, врезавшись в поверхность Юпитера и взорвавшись, вызвала появление газовых облаков, и в них могут поместиться несколько таких планет, как наша. В результате у нас на Земле навсегда изменились все цвета, сказал мне отец. Более всего это заметно по стенам, по солнечному свету. Все окрасилось по-новому.

Сказав все это, он ушел, окрыленный. Позже я услышал, как он, присев возле батареи, тихо ведет