А затем с крыш раздались щелчки выстрелов через глушители.

Антон схватил сына, толкнул в помещение, сам выскочил на улицу. Увидел, как из разбитого окна на третьем этаже, где проживает Алла, идёт слабый голубой дым. К дому со всех сторон бегут люди в камуфляже, ставят оцепление. Подъехала скорая помощь, за ней — пожарная.

Невольно отметил про себя — всё продумали.

Бросился к подъезду. Влетел на этаж, дверь распахнута. Внутри суета, громкие голоса. Ступил в коридор квартиры.

Через проём увидел, как боец помогает подняться Марине. Илья сидит на полу рядом, трёт уши — видать, оглох. Лица в саже. Двое в камуфляже выводят верзилу в наручниках. Заломив руки, заставляют нагибаться почти до пола. У окна лежат ещё двое в черных кожанках.

Дым рассеялся. В углу над распластанной женщиной сгрудились врачи. Знакомая одежда, лицо… Алла — узнал Антон. Милая девочка, маленькая агентесса, сердце сжалось. В памяти промелькнуло, что умирающего человека кто-то родной, должен звать обратно из темноты смерти на свет, тот, кто её любит. Был ли он для неё таким?

Вспомнил, как когда-то она бросилась ему в ноги, и он обещал. Появилось тягучее ноющее чувство вины, внутри зазвучало:

…Пусть листочки календаря Облетят как листва у сада, Только знать бы, что всё не зря, Что тебе это вправду надо…

У неё никого не осталось… только дочка… Дочка!

Вспышка памяти вернула Заботкина к реальности: а где же… где? Взгляд стал рыскать по комнате, не находя признаков присутствия девочки.

Волнение охватило до щума в ушах — Господи, где же?

— Дашенька! Да-ша! — закричал, что было силы, заорал, содрогаясь всем телом, хотел шагнуть в комнату. Но в этот момент дверь ванной распахнулась, ударилась о косяк, заходила ходуном. И точно из памяти возник шорох осыпавшейся штукатурки, сотрясение стен, зазвенела сбитая щеколда. В коридор вылетела девочка:

— Папа, папочка, я знала, я знала, что ты придёшь за мной! Я же говорила маме, что ты нас не бросишь! — на бегу вытянула руки, и Антон подхватил её маленькое худое тельце. Прижал к себе, начал целовать в мокрое лицо, губы, щёки. Закрыл глаза и почувствовал, какая она горячая. Родная, милая любимая… И точно не маленькую девочку он обнимал, а свою заплаканную вздрагивающую мать. Как некогда раньше гладил по головке. Что-то сокровенное, потаённое забурлило внутри, вырвалось наружу всеобщей милостью, закружило прощением, когда уже нет места обидам, ушла из памяти многолетняя горечь.

А Даша всё болтала, не умолкая, то одной, то другой рукой смахивая слёзы:

— Мама тоже говорила бандитам, что я не твоя дочка. Сначала я обиделась, а теперь понимаю. Я уже большая! Это всё — чтобы меня спасти, ведь, правда? Это война, это же твоя война, да, папа?

— Да, доченька, да. Это моя война. Прости меня. Прости…

Подошла Марина, обняла Антона с девочкой, прижалась. Слёзы лились у неё из глаз:

— Господи, как страшно. Как всё ужасно. Бандиты попали в Аллу. Она отослала дочку в туалет, а когда пришёл парень в твоей куртке, прогремел взрыв, всех ослепил, началась стрельба… Она прикрыла собой Илюшу!

Неожиданно сзади появился Олег:

— Мама!

Они обнялись, к ним присоединился Илья.

Антон увидел у него в руках знакомую книжицу из далёкого прошлого «Я могу тебя очень ждать, долго-долго и верно-верно…». Спросил:

— Это что у тебя?

Сын покраснел, застеснялся:

— Женщина мне стихи читала, успокаивала наверно, это её. Не знаю, что делать.

В памяти Антона возникла Алла, рыдающая об убитой подруге. Милая, милая.… Кивнул:

— Оставь себе на память, ведь она спасла тебе жизнь!..

— Осторожно! — парни выносили тело, укрытое белой простынёй, — подержите двери!

— Женщина? — тихо спросил Антон. — Как она?

В ответ — гримаса сожаления:

— В голову…

Олег шагнул вперёд носилок, распахнул дверь. Марина с Ильёй теснее прижались к Заботкину, который не спускал с рук Дашу. Поворачивался корпусом, не давая ей увидеть неподвижное тело матери.

— Господи, какое тяжёлое время, — причитала Марина. Слёзы продолжали литься по её щекам.

Она не замечала. Обняла мужа одной рукой, повернула его лицо к себе, — мы должны быть вместе, да? Ведь правда?

— Да! — согласился Заботкин. Неожиданно снова вспомнил о матери. Быть может, у неё тогда тоже были тяжёлые времена. А разве бывали в нашей стране времена лёгкие и беззаботные? Расчувствовался: — Такая уж судьба у нашей Родины! Теперь нас станет больше, и мы будем вместе. Мы должны доверять друг другу.

— Время доверять… — тихо повторила Марина, всё будет хорошо.

Они стали выходить на улицу. Подошёл парень в куртке Антона и протянул ключи от машины. Лицо в копоти, но глаза всё те же — озорные, лучились голубизной. Расстегнул молнию и распахнул прожжённые, почерневшие полы. Весело спросил:

— Кожушок вернуть?

— Оставь себе на память, — Антон потрепал его по волосам, — как зовут-то тебя, боец?

— Олегом мамка нарекла! Вон ваша «волга», махнул рукой в сторону. Засмеялся и поспешил к своим, на ходу помахал рукой.

Сыновья заворожённо проводили его взглядом, подняли руки в ответ.

Антон осторожно передал девочку Марине. Даша уснула. Сели в машину, старший сын — на переднее сидение. Неторопливо поехали по Невскому проспекту, свернули на Суворовский.

Руки Заботкина слегка дрожали от волнения:

«Всё хорошо, всё будет хорошо» — мысленно успокаивал он себя.

— Пап, — негромко позвал Олег, — помнишь, ты рассказывал, что под Псковом стоит бригада ГРУ. Там обучают подводных пловцов — «морских котиков».

— Рассказывал, и что? — откликнулся Антон. Через зеркало заднего вида он видел, как жена держит на руках Дашу, нежно гладит по головке. Та совсем ослабла. Во сне обняла Марину за шею, льнула точно к матери, шевелила губами. В душе ещё не улеглось волнение. От