было внедрить настоящих молодых сотрудников под прикрытием и продолжать разрабатывать профессионально. И вот что теперь получилось. Всё ложь, сплошная ложь.

Порыв ветра бросил в лицо Антону несколько крупных капель дождя, заставив застегнуться поднять молнию под самое горло. Антон поёжился, сунул руки в карманы и снова почувствовал сверток. Достал и развернул салфетку.

Кусочек лаваша совсем засох, округлый с одной стороны и неровный с другой. Антон поднял его к лицу, понюхал. Тот вкусно пах хлебом, казалось, по краю ещё остались следы от зубов девочки. Вспомнил, как она улыбалась, надкусывая. Как задиралась верхняя губка, открывая неровный верхний край зубов. Как показывала испуг глазами, округляя их и тараща, поднимала брови. Точно делала что-то запретное. Подумал, что надо непременно открыть ей правду, пусть неприятную. Нельзя лгать… особенно детям. Иначе может получиться, как с братьями Куликовыми.

Заботкин бросил лаваш в урну.

Дождь усиливался. Проехав по Литейному проспекту мимо Большого дома, он направил машину к Невскому проспекту. Продолжал думать, как расскажет девочке новость — не заходя в комнату, не теряя времени, объяснится в коридоре. На Аллу даже не будет смотреть — она и так всё знает.

Вспомнилось:

— Я могу тебя очень ждать, Долго-долго и верно-верно…

С этими звучащими в голове стихами он нажал на кнопку звонка.

Увидев лицо Антона и его отведённый взгляд, Алла посторонилась и ничего не сказала, пропустила внутрь.

Даша сидела за столом и рисовала солдатиков, увидела гостя через распахнувшуюся дверь.

— Папочка приехал, папочка! — обрадовалась она, бросила карандаш. Соскочила со стула и побежала навстречу Заботкину. Потянулась. Антон не в силах был сдерживаться — взял ребёнка на руки.

— Почему ты не улыбаешься? — удивилась она.

Антон подумал, что ребёнок не виноват, что надо бы стать весёлым, но тяжесть хранимой новости давила невыносимо, сжимала всё внутри.

В голове звучали слова жены: «… девочка на тебя совсем не похожа, отрекись от неё, слышишь, отрекись!..»

Да, отрекись. Он вспомнил Володю в районном изоляторе. Как гладил его по волосам, думая о сыне. Разве можно отречься от ребёнка? Как это сделать? Кто может вырвать из своего сердца любовь к этим милым существам — честным и наивным. Даже если он не твой! Если он хотя бы немного вошёл в твою душу? Антон снова услышал, как ухает далёкая дверь из его детства, лязгает засов. Крик матери о том, что нет у него отца, и не будет…

Почувствовал, как от всего этого кружится голова, пошатнулся, сделал шаг и присел с девочкой на стул. Напрягся душевно:

— Понимаешь, Дашенька, — начал он тихо, не узнавая собственного голоса, — я не твой папа…

Алла, стоявшая у двери, услышала, подошла ближе и встала напротив, вопросительно глядя на Антона.

Он почувствовал взгляд и посмотрел ей в лицо:

— Я сделал в Москве генетическую экспертизу. На днях получил отрицательный ответ.

— Да?! — громко произнесла Алла. В интонации было удивление недоумение, вопрос и ещё много чего, но совсем не то, что ожидал Антон. Её глаза расширились, она задышала часто-часто, но затем успокоилась. Скрестила руки на груди и прислонилась спиной к стене. Стала наблюдать.

Девочка не поняла разговора взрослых. Её волновало совсем другое:

— А чей же ты папа?

— У меня есть два сына, — произнёс он и снова подумал о том, что теперь не может утверждать это точно.

— Получается, что ты заблудился, когда шёл с войны?

Антон закивал. В глазах защипало. Он подумал, что действительно заблудился. Наверно, ещё с тех пор, как остался без отца… Периодически находил нужную дорогу, но через какое-то время сбивался и снова шёл не туда. Вспомнил далёкую маленькую агентессу, которую провожал в приёмник-распределитель. Как оборачивался сын в больнице — «Ты меня доверяешь им, ты меня ещё любишь?..»

В глазах помутилось, он стал часто моргать, и слёзы чуть отступили.

— А ты не видел на войне моего папу? — доверчиво спросила Даша. Она посмотрела на Антона его болотными глазами, и в них показались слёзы — точно успели перескочить его. — Быть может, он тоже заблудился и ушёл к другой девочке…

— Я обязательно его поищу и скажу, что ты ждёшь.

Антон поцеловал Дашу в лицо — получилось в нос, затем в щёку и другую. Хотелось целовать, не останавливаясь. Почувствовал, как от её волос пахнуло знакомым теплом его сыновей. Окунуло во что-то родное. Накрыло волной нежности и ласки.

Встретился взглядом с Аллой и — точно всем телом по острым зубцам гравия. До боли, до крови…

Приподнялся и посадил девочку на своё место.

Вышел в коридор. Алла глядела, молча с презрительной насмешкой, проследовала сзади. Антон обернулся, не выдержал, процедил с ненавистью:

— Ну что, дождалась? Прямо как у Асадова: долго-долго и верно-верно…

Не ожидая ответа, вышел.

Алла молча закрыла входную дверь. Обернувшись, увидела дочку, тоже вышедшую в коридор.

По детским щекам медленно катились слёзы:

— Мамочка, разве папы могут ошибаться?

— Наверно, могут, — грустно улыбнулась она, так иногда бывает, что папы ошибаются.

Даша, всхлипывая, затараторила:

— Мой папа тоже ошибся и сейчас любит другую девочку, дарит ей конфеты и водит на аттракционы? Говорит ей, что она самая красивая и умная. Ведь мне папа так говорил. Что же, теперь я уже не такая? Значит, это неправда? Он меня обманывал? Он должен был говорить это совсем не мне. А кому же? Мамочка, мамочка… почему папы такие? Почему они путают всё на свете? — она подбежала к матери и, обняв, уткнулась лицом в одежду, горько заплакала.

Садясь в машину, Антон заметил странных парней, которые курили у подъезда, оглядываясь по сторонам. Даже подумал, что надо бы проверить не подложили ли какую гадость к нему в салон или прикрепили к днищу. Сигнализация машины пикнула как обычно, центральный замок