Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прыгай, — махнул он мне рукой.
— Я не смогу.
— Это твой страх и неверие. Ты сможешь.
— Я разобьюсь, — сказала я жалобно.
— Что за глупости ты болтаешь? Как тыможешь разбиться, если я рядом? Прыгай, я держу тебя.
— Я боюсь.
— Закрой глаза, разбегись и прыгай. Ичерез секунду окажешься у меня на руках. Ты ведь хочешь этого? Хочешь?
— Хочу.
— Тогда прыгай.
— Я… я… — Слезы душили меня, они текли пощекам, меня трясло то ли от волнения, то ли от холода. Улыбка исчезла с еголица, теперь оно было очень печальным.
— Ты не веришь в меня! — крикнулон. — Значит, меня нет. — Он повернулся и пошел прочь.
— Куда ты? — испугалась я.
— Меня нет. У тебя может быть лишь то, вочто ты веришь.
— Подожди. Я прыгну! — крикнула я вполнейшем безумии. — Я попробую.
— Давай, я держу тебя. — Он вернулсяи теперь вновь улыбался мне.
— Я прыгну, — пробормотала я. —Если захочу, то прыгну.
Я отошла подальше от края крыши, чтобы быломесто для разбега, сердце стучало в горле. Я еще ничего не успела понять и темболее решить, а уже бежала. В какой-то миг я поняла, что не смогу, но сделалапоследний шаг и прыгнула. Я отчаянно закричала, а потом увидела его лицо прямонад собой, почувствовала его руки, он крепко держал меня и смеялся, а подо мнойбыла бездна. Наверное, на какой-то миг я лишилась сознания, а в следующиймомент уже была на крыше, и он прижимал меня к груди.
— Вот видишь. Ты смогла. Ты сможешь все.Все, что захочешь.
— Это невероятно. Я спятила… это…
— Ты стала свободной.
Я помню, что он нес меня на руках, а явцепилась в него и боялась разжать пальцы. И в груди была страшная боль, откоторой хотелось выть. Когда мы оказались в машине, я понемногу пришла в себя.Мне было страшно рядом с ним, хотя он улыбался и держал мою руку, мне былострашно, и боль не отступала.
— Ты не должен был… — пробормотала я.
— Глупенькая… — Он поцеловал меня ввисок. — Это было так же безопасно, как гулять босиком по песчаному берегу.Ибо сказано пророком: «Ангелам своим заповедает о тебе, и на руках понесуттебя, да не приткнешься о камень ногою твоею».
— Эти слова произнес дьявол, когда вознесХриста на крышу Иерусалимского храма, а Христос ответил: «Не искушай Господа».
— А, этот моралист из Галилеи, —отмахнулся Михаил. — У него не было воображения.
— Что? — Чувствуя, как сердце остреестянуло болью, спросила я.
— У него не было воображения, —засмеялся Михаил и завел машину.
Он привез меня домой и поднялся в квартиру. Яне возражала, потому что сама вряд ли смогла добраться. Я повалилась на диван,он заботливо укрыл меня пледом, потом принес мне чай. Я выпила, не чувствуявкуса, и отвернулась к стене.
— Я напугал тебя, — сказал он спечалью и погладил мои волосы. — Я думал, тебе понравится летать, но выстранные существа, вы предпочитаете землю.
— Не в этом дело, — кусая губы,сказала я.
— А в чем?
— Я могла разбиться. Ты рисковал моейжизнью просто так, из глупого желания побахвалиться, а я такая дура…
— Я бы не позволил тебе упасть. Как ты непонимаешь. Пока я рядом, с тобой ничего не случится, даже если тебе придетохота сигануть с девятого этажа. Отделаешься синяками, а потом тебя покажут потелевизору, и люди будут удивляться: надо же, свалиться с крыши и даже руки несломать. Я бы мог и без синяков, но тогда тебя заподозрят в колдовстве и сожгутна костре. — Я невольно засмеялась, слушая его. — Не прогоняйменя, — скроил он забавную физиономию. — Так не хочется опятьстановиться невидимым и бродить за тобой по пятам. Куда приятнее держать тебяна руках.
— Идем на кухню, — вздохнула я,поднимаясь. — Я есть хочу.
Мы поели, Михаил пил чай, а я, глядя в окно,пыталась вспомнить мысль, которая мелькнула и исчезла.
— Лучше размышляй вслух, — сказалМихаил. — Так тебе будет проще.
— Я не виновата в смерти девочки. Азазельошибся, понимаешь?
— Он не ошибся, — покачал Михаилголовой. — Он прекрасно знал, что ты не убийца. И для этого вовсенеобязательно быть Ангелом или бесом. Стоит просто взглянуть на тебя. Не знаю,какие грехи были у тех девушек, но ты точно ни в чем не виновата.
— И поэтому жива? — нахмурилась я.
— Мы же договорились: ты стараешьсяобойтись без вопросов. Договорились или нет?
— Невозможно разобраться во всем этом,если не видишь причину. Что связывает Ольгу, Людмилу, меня, Анну, этоголже-Платонова и родовое поместье Мартынова? Я могла бы предположить вещьфантастическую. Богатый дядюшка оставил нам миллион, и коварный родственникубирает конкурентов, но мы даже в отдаленном родстве не состояли, так что и этаверсия никуда не годится. Но что-то нас связывает, и этот человек очень хорошоосведомлен… — Холодок внезапно пробежал у меня по спине. Я взглянула наМихаила.
— Меня подозревать глупо, — обиделсяон. — Я здесь для того, чтобы помочь, а не пакостить.
— Почему же тогда не помогаешь? Нерассказываешь, кто ты? — Михаил страдальчески закатил глаза. — Есливерить Анне, — продолжала я размышлять вслух, — Азазель знает о нейто, что может знать лишь очень близкий человек.
— Ты ей веришь? — спросил Михаил.
— Почему ты спросил? — испугалась я.
— Просто интересуюсь твоим мнением.
— Мне очень тяжело, — глядя на него,произнесла я, с трудом подбирая слова.
— Тебя не Анна беспокоит, а я, —улыбнулся Михаил. — Точнее, кто я. И можешь ли ты доверять мне? Отвечаю:можешь. Пожалуй, только мне и можешь. Олег, наверное, тоже не прочь сделать длятебя что-нибудь героическое… — Тут Михаил усмехнулся и лукаво посмотрел наменя, точно спрашивая, стоит ли продолжать.
— Он просто выполняет свою работу.
Михаил подошел ко мне, протянул руку икоснулся ладонью моей щеки.
— Олег хороший парень, — сказал онтихо. — Но не о нем ты мечтала.