И Кот с разинутым ртом, уставившийся на ограждение. Феликс заставил себя подойти, посмотреть и заметить двадцатью одним этажом ниже, на тротуаре, три пятна.

– Не-е-е-е-е-е-т, – медленно завелся Кот.

Но Феликс ощутил, как тот подался вперед, выронил пистолет, правой мгновенно ухватил укрытое кольчугой плечо, развернул Кота к себе – он ведь маленький, наш Кот, – и врезал кулаком в живот.

– О-о-х, – выдохнул Кот и обмяк.

Но Феликс не стал ждать и для верности врезал с правой в подбородок, так что Кот отлетел и растянулся на кафеле террасы. Затем Феликс добавил слева и справа в грудь, ткнул пальцем в лицо и процедил, хотя бедный оглушенный Кот едва ли мог расслышать:

– Нет! Ты ни за кем не скачешь вниз!

После чего Феликс повернул Кота на бок, вскинул на плечи, как носят людей пожарные, умудрился нагнуться, подобрал пистолет и направился к дверям.

А сейчас надо убираться отсюда. И не медлить. Ать-два, прочь!

Потому что падение, даже и с двадцать первого этажа, не убьет вампира.

Назад через французскую дверь, огромный люкс, за дубовые створки, в коридор, к лифту, вдавить кнопку. Что теперь? Ждать? Бежать по лестнице?

А вдруг тварь помчится по ступенькам? Молнией, этаж за этажом, чтобы достать мучителя?

Но зазвенело, двери открылись. Ха, кабина на месте. Не слишком ли быстро она явилась? Или счастливая случайность?

Болван, да какая разница? Двигай!

Невыносимо долгое путешествие вниз, этаж за этажом, и страх перед тем, что окажется за открытой дверью.

Но там – ничего. Всего лишь фойе и перепуганные люди. Феликс зашагал по ступенькам к входной двери и вдруг замер, глядя на уличные вывески, людскую суету, припаркованные машины…

Вот же дерьмо! На эту сторону упали Джек с Адамом и вампир!

Он так резко повернулся к другому выходу, что чуть не упустил Кота. Но те двери – в конце длинного, похожего на туннель коридора, по стенам никаких окон, только витрины и отражения в стекле. Может, не стоит туда наобум? Лучше чуть выждать, разведать?

Но слишком много страха и усталости, остановишься – и больше не отважишься двинуться. Так что он просто подошел к стеклянным дверям, толкнул их бедром, вышел на тротуар, и – на другой стороне улицы стоял «блейзер».

– Глупая ты баба! – с восхищением заорал Феликс и побежал.

Когда добрался, Даветт уже завела мотор и открыла дверь. А улыбалась… так много добра, света, счастья и вообще чего угодно в этой улыбке.

Потом она заметила, что их всего двое.

– Что? Но где…

Феликс не дал договорить, заорал:

– Все здесь. Давай, гони! Ну?!

Она заколебалась, но лишь на секунду, рванула рычаг передач, шины взвизгнули и «блейзер» понесся в ночь, проскочила на светофор, свернула на одностороннюю улицу – и только тут Феликс понял, что они кружат вокруг чертова отеля!

– Ох, нет, – только и успел он выговорить.

Но она уже свернула еще раз, ехала перед отелем и собирающейся толпой зевак.

– Давай! – завопил Феликс. – Быстрей! Не тормози!

Она чуть глянула на него и подчинилась, вдавила педаль до упора, промчалась мимо бледных лиц и разинутых ртов, мимо машин, затормозивших у толпы, – и все остались за спиной.

Но Феликс успел заметить.

Единственное тело, окровавленное, исковерканное. Адам.

Но должно быть три. И было три, он же видел их. Зачем твари мертвое тело Джека?

Что?!

Всё было бы так просто, если бы самолет в Рим отбыл на следующий день. Но оказалась куча бумаг, документов, официальная возня. Спасло лишь то, что Ватикан – суверенное государство, способное выдавать собственные паспорта. Даже и с тем пришлось ожидать три дня.

Их наполнили ожидание, размышление и скорбь.

А поразмыслить пришлось о многом.

Кот думал быстро. Уже на первый день, когда сидели и без охоты ковырялись в заказанной в люкс еде, Кот вдруг робко глянул на Феликса и промямлил: «Спасибо».

И что бы это значило? Спасибо за то, что спас меня? Или за то, что отправился на спасение Джека? Или за то, что не позволил выброситься с террасы? Или всё вместе?

А где тут разберешь. Потому он просто пожал плечами, и все. Ведь если подумать, то ничего он тогда толком и не сделал.

Так странно.

Всякий раз, когда он вспоминал себя на той проклятой террасе, – мурашки по коже и волосы дыбом. Мать честная, как же он перепугался!

Но всякий раз вспоминалась и глумливая ухмылка мелкого божка.

Ох, как тогда он разозлился, как захотел надрать задницу! Но, в общем, страх был куда сильней всех прочих желаний.

И остался. Ведь они где-то поблизости, выжидают, ищут. Ведь они знают, кто охотился на них, и хотят отомстить. Нутром чувствуется – рыщут и хотят.

Двое других тоже чувствовали это. Феликс видел это и в словах, и в жестах, и в том, как они вздрагивали всякий раз, когда звонил прибывший на этаж лифт – он был рядом с люксом. Оттого после первой же ночи Феликс заставил всех переселиться в конец коридора. Успокоиться помогло, но, конечно же, проблемы не решило. Выживших могут обнаружить, он, Феликс, может погибнуть. Но непременно успеет надрать пару задниц напоследок.

Ох, стрелок, какая ж ты развалина!

А еще ведь на руках и Даветт. И надо заставить себя сходить в душ.

На всем пути из «Адольфуса» в отель Кот не сказал ни слова. А когда добрались до своего люкса, прямиком направился к мини-бару в углу и попытался его осушить. Кот без малого преуспел и через час перешел в коматозное состояние. Даветт помогла Феликсу оттащить бедолагу в спальню – в люксе их было две.

Потом Феликс стоял и глядел на то, как несчастный трясется и корчится от хмельных кошмаров.

– Приятель, мне очень жаль твою семью, – прошептал Феликс и ушел.

Даветт ожидала его на диване в гостиной. Она похлопала по сиденью рядом с собой и попросила:

– Расскажи мне.

Лишь тогда он вспомнил, что она ничего не знает о случившемся. Бедная девочка. Сам бы он вряд ли бы столько терпел.

Феликс послушно уселся рядом, у стакана с чем-то хмельным, приготовленным Даветт для него, и начал говорить.

Отчего-то рассказ занял чертовски много времени. Трудно уложить в пару слов ту жуть, а еще то, как сходил с ума. Про такое и самому думать не хочется. И навалилась неимоверная усталость. Он ни разу и не глянул на нее, пока рассказывал.

А она придвинулась ближе. Не прильнула, нет – но он ощущал ее тепло. И услышал, как в конце рассказа она заплакала. И не только услышал, но и почувствовал. И встал и налил себе еще, а когда вернулся, сел чуточку ближе.