Когда он договорил, стало очень тихо. В мире осталось их только трое, и только двое не спали, а ночь за окном наполнял ужас. В гостиной, в комоде с распахнутыми дверками, стоял большой телевизор, а на столе лежал пульт. Чтобы прогнать тишину, Феликс принялся давить на кнопки.

Канал с фильмами. Абсурдная комедия в стиле дель арте и кремовых тортов в лицо, десять минут ничего даже отдаленно серьезного, и вот главный герой учинил что-то совсем уж бестолковое, кажется, прищемил себе руку ящиком стола…

И Феликс с Даветт рассмеялись.

Не очень громко и недолго, но ведь рассмеялись.

Он повернулся и впервые посмотрел на нее, и она улыбнулась. Он тут же снова уставился в телевизор.

Они снова засмеялись. Не то чтобы было весело… нет, скорей, невесело совсем, но так глупо, бестолково и так… легко, что ли. Нелепо. И спокойно. Смейся – кто мешает?

Они смеялись и придвигались все ближе. Когда фильм закончился, Феликс положил ей руку на плечо, развернул к себе – и понял, что от него воняет и нужно в душ.

Даветт встала.

– Мне нужно умыться, – чуточку игриво сообщила она.

– Мне тоже, – ухмыльнувшись, поведал он.

– Ох! Ты хочешь первым?

– Нет, я пойду в другой.

– Но там спит Кот.

– Ну хорошо, я подожду.

– Уверен?

– Абсолютно. Давай.

– Взаправду?

Они посмотрели друг на друга и снова рассмеялись.

– Ладно, я на минутку.

– Да не торопись, я посторожу, – благодушно разрешил он.

И был вполне искренен, потому что снова наполз страх. Феликс сидел, слушал, как льется вода. Сердце колотилось. Эх, черт, а ведь он не сможет. Точно.

И непонятно, почему. Как в тумане. Нечестно было бы, или вроде того.

– Эй, твоя очередь! – радостно позвала она.

Он залпом допил, встал, затянулся в последний раз и раздавил окурок, а потом зашел в спальню и посмотрел на свою женщину.

Невозможная, невероятная красота…

Она сушила волосы в полумраке, плотно и уютно завернутая в мохнатое белое полотенце, свет падал лишь сзади, из душевой, играл на нагих плечах. Конечно, чего еще ожидать? С первого взгляда было ясно, что они оба, богатые, красивые, отчаянно нуждаются друг в друге. То, что она сейчас делала, не было неправильным. Просто сулило еще больше боли.

Как-то он сумел пройти мимо, к яркому свету ванной, и даже смог прикрыть дверь, нисколько не грохнув ею. Он сбросил одежду и ступил в огромную душевую, больше похожую на бассейн. Там пахло Даветт. Феликс наполнил бассейн и основательно вымылся, но ни запах, ни мысли не уходили.

Почему я не могу с ней? Почему я чувствую, что не могу? Почему я чувствую, что еще рано? Черт возьми, что мне еще сделать?

Да, конечно, те еще там, в ночи, и кусают людей. Но я тут не виноват! Господи, я дрался, как мог, а все вокруг мертвы. Всех убили? Мне разве чувствовать себя виноватым и ущербным оттого, что я выжил? Что это за самурайская хрень у меня в голове? Заразная паскудная хрень, синдром самурайской херни Джека Ворона?

Нечестно! Мать вашу, я больше не хочу надирать задницы, я боюсь! И мне кажется нечестным думать о совершенно нормальном.

Но ведь я должен.

Боже правый, как же я не хочу подбирать этот факел. Он же сжигает людей насмерть, испепеляет всё вокруг.

– Я не верю в это дерьмо! – заорал он в льющийся поток.

Но ведь правда. Хотя, может быть, она только на сейчас? Родилась из горя, скорби и всякого такого?.. Да, конечно! Меня укатало вконец, я устал до смерти, друзья погибли, я чувствую, будто я виноват перед ними, использовал их и выжил, и это пройдет со временем.

Ведь пройдет, да?

Он выждал час, прежде чем выйти. Заранее выключил свет, открыл дверь, прошмыгнул на цыпочках.

Она уже спала. Или, по крайней мере, лежала неподвижно в темноте. Ну и нормально. Он прокрался в гостиную, нашел в шкафу покрывало, завернулся и улегся на диване, отключил свет – и притом ни разу не глянул в сторону спальни.

Завтра оно пройдет. Так ведь?

Ночью его разбудил плач. Феликс встал и пошел в спальню, но плач стих.

Это вообще была Даветт? Или он сам?

Когда же закончится кошмар?

А назавтра она казалась милой, дружелюбной, грациозной, хоть он был в точности уверен, что обидел, но сейчас не хотел думать про обиду.

Вскоре явился Кот – истрепанный, пепельно-серый, но в общем прежний Кот. Они болтали о чепухе, заказали завтрак, уселись за него вместе, и где-то посреди жевания Кот посмотрел на Феликса и сказал «спасибо».

Тот пожал плечами.

Через несколько минут Кот спросил:

– И что дальше?

А Даветт посмотрела на Феликса так, будто он и должен решать, и это самое естественное в мире.

Феликс чуть снова не стукнул Кота в челюсть, чуть не крикнул:

– Твою мать, не смотри на меня так! Я не собираюсь взваливать это на плечи!

Но он не крикнул, остался спокойным с виду. Что же, играть так играть, и пусть получат желаемое. Они все останутся здесь до завтрашнего полудня, а потом отправятся, как и планировали, к епископу, возьмут документы и билеты на прямой рейс до Рима и на следующий день улетят.

Мать вашу, если вы уж этого захотели, вот вам спокойное, уверенное и властное. Как полагается гребаному вождю. А про себя он добавил, что это ни хрена, ни полхрена не изменит.

Больше никаких дел с вампирами и о вампирах.

Все трое оставались в люксе день и ночь. Еда на заказ, телевизор, выпивка. Вечером Кот уполз в спальню и рухнул на кровать. Через несколько минут отправилась спать Даветт. Феликс взял стакан и пошел к окну, посмотреть на северный Даллас.

Как странно видеть столько всего. В детстве так далеко на север не было ничего: ни торговых центров, ни проспектов, ни шикарных многоэтажных отелей. Сверху почти виден родной дом. И ее дом тоже.

Сами собой пришли воспоминания. Он любил то время. Деньги, красивые особняки, люди, вечеринки в загородном клубе, балы дебютанток. Он всегда хотел быть частью этого мира, видел в нем больше, чем развлечения богатых. Так проводили свою жизнь-праздник поколение за поколением мужчин и женщин, рожденных, чтобы изменять мир. Наверное же, они были умней и сильней прочих смертных. И старались передать свои ум и волю детям.

У них не всегда получалось. Феликс знал массу глупейших типов среди отпрысков верхнего класса.

Но все-таки от таких детей многое ожидали. Наследник должен был совершить выдающееся. Изобрести что-нибудь или, по крайней мере, стать предпринимателем, промышленником, набирать обороты, платить своим людям зарплату, расширяться. Все время расширяться.