– Точно он. Я дважды видела его. Я…

Она запнулась.

– Что ты? – подтолкнул Кот.

– Не знаю, но, в общем… он выглядит знакомым. Очень. Мне и тогда казалось, что я его знаю. И сейчас кажется.

Феликс наблюдал за тем, как седовласого вампира церемонно и изящно представили жертве – с поклонами, жестами – и как с еще большей церемонностью препроводили на заднее сиденье лимузина.

– За ними, – приказал Феликс.

– Но если этот тот самый, то он же охотится за нами! – выпалил Кот… – Феликс, ведь так? Ну, скажи!

– Кот, просто езжай за ним, – сухо и резко приказал стрелок.

Все, больше никакой трепотни.

Они заехали далеко на север Далласа, мимо пригородов яппи, потом в ухоженный край полей для гольфа и сельских усадеб, и подъехали к крепости.

Для неопытного глаза она отнюдь не казалась такой. Роскошный, вызывающе дорогой особняк, правда, с семифутовой каменной стеной вокруг, автоматическими черными воротами и будкой охранника. А тренированный глаз подмечал у стены провода и прожекторы и, если Феликс не ошибся, датчики движения.

Крепость.

Лимузин повернул к воротам, и Кот тоже притормозил, проезжая мимо, а Феликс гаркнул:

– Газ! Жми, сильней! Ну же! Проезжаем, нельзя, чтобы они заметили нас!

– Я хотел только рассмотреть имя на…

– Кот, мать твою, газуй! Гони чертову машину!

Тот моргнул, подчинился, «блейзер» пронесся мимо входа в крепость.

– А теперь вези нас в отель, – велел через милю Феликс, уже спокойнее, но голосом резким и холодным как лед.

Кот с Даветт переглянулись, но молчали всю дорогу до отеля. Феликс сидел в одиночестве на заднем сиденье и пялился в окно. Он не двигался, но жилка на шее дергалась всякий раз, когда машину окатывали светом встречные авто.

Когда добрались до своего люкса, Кот уже не мог терпеть.

– Феликс, ну черт же возьми, если б ты только дал мне рассмотреть, кто это!

– В самом деле? – с пугающим спокойствием осведомился тот.

– Да, в самом деле! Черт возьми, немного медленней – я мог бы прочитать имя ублюдка на почтовом ящике.

Феликс посмотрел на него, затем понес выпивку к панорамному окну и огням города, но не сделал и глотка, поставил стакан и сказал:

– Ублюдка зовут Саймон Кеннеди.

– Конечно, я знаю это имя! – воскликнула Даветт. – Я не раз слышала про него!

Кот неотрывно пялился в спину Феликса.

– Эй, послушай, Феликс… похоже, ты его знаешь. Так?

Тот медленно повернулся к ним, и в глаза его было трудно смотреть, а лицо – как посмертная маска.

– Я знаю его пятнадцать лет, – прошипел Феликс.

Говоря о Саймоне Кеннеди, стрелок Феликс не дрожал от ярости, не брызгал слюной.

Хуже.

Стрелок Феликс говорил медленно, размеренно, и каждое слово было ледяным ядом, чуть не лопавшимся от напитавшей злобы, замерзшим неистовым криком.

Звучало жутко. Словно внутри кипела и бурлила злоба, плескала в стены – но ей не позволялось наружу.

Рассказывая, он расхаживал по комнате будто маятник, туда и сюда. Лицо будто серая посмертная маска, взгляд в никуда, пустой и черный.

Стрелок Феликс помнил, как его впервые представили Саймону Кеннеди, помнил лицо, улыбку, рукопожатие. Господи Боже, он даже помнил, как старая мразь танцевала на вечеринках дебютанток и благотворительных балах.

Помнил его смех.

– Большой персонаж местного света. Так престижно, когда удалось пригласить его на вечеринку. Ведь, знаете, он такой гладенький, культурненький. Наш монстр – просто образцовый культуртрегер. Меценат, да. Наверное, его до сих пор так зовут. И все люди, все их дети глядят в рот этой свинье, родители говорят детям, чтобы брали пример, как себя вести, и были любезными и обходительными с тварью. Юноши стоят навытяжку и расправляют плечи, когда тварь идет по залу, девушки разглаживают юбки и поправляют прически. Все ж любят монстра, все считают его великим, мать его, человеком!

Стрелок Феликс обернулся и посмотрел на Кота с Даветт. Те потупились, потому что было тяжело глядеть в лицо такому Феликсу.

– А он идет среди людей, идет к ним, а они не подозревают. Монстр улыбается, пожимает руки, разговаривает, а те говорят с ним, будто он – настоящий человек. Ведь они не знают!

Он отошел и тихо, едва слышно, пробормотал:

– Никто не знает – кроме нас.

Стрелок Феликс умолк. Он расхаживал по комнате, курил, нервно, дергано затягивался. Кот с Даветт переглянулись, заслышав зубовный скрежет.

– Ха! – вдруг вскричал он без тени веселья в голосе, остановился, посмотрел на Кота с Даветт и, криво усмехнувшись, вполне себе благодушно спросил: – Милая, когда умерла твоя тетушка и явился медик, засвидетельствовать причины, позаботиться о тебе и так далее, – ты ведь его знала, так?

– Думаю, да, – немного поразмыслив, подтвердила она.

– Ну, конечно. На твоем уровне ты рано или поздно повстречаешь всех. Но ты лично знала его? Твоя тетушка зналась с ним?

– Кажется, нет. Вряд ли.

– То есть он внезапно бросает все свои дела и спешит на помощь. Но ведь у тетушки масса старых друзей, разве нет?

– Да, конечно. Но…

– Как же ты не видишь? Твоя тетя совершила самоубийство! По закону необходимо вскрытие, без вариантов. А этот эксперт… кстати, как его зовут?

– Доктор Хершоу – он, как и полагается по закону, делает вскрытие. Этого не избежать. Он видит отметины, видит укусы, понимает, что к чему… и вот так они отыскали Росса! Понимаешь? Хершоу видит признаки вампира и докладывает Кеннеди. Вампир может выжить посреди большого города единственным способом – обзавестись своим медицинским экспертом. Или сам, или через своих лакеев. Может, он поработил жену бедного доктора… да неважно. Главное, что он силен, влиятелен, с массой связей – и с массой рабов. Этот его гребаный дом, чертова крепость – днем в нее не пробиться, пусть и прямо в полдень. Перемахнуть через стену? Прорваться через ворота этого Форт-Нокса? Если даже и сможешь, там полдюжины охранников, наверняка не имеющих понятия о том, что на самом деле живет в особняке. Потом еще обслуга. Она наверняка знает, что к чему, и будет драться. Возможно, и хорошо умеет. Глазом не моргнешь, а вокруг соберутся спецназовские команды со всего Техаса, плюс полиция и рейнджеры. И будут стрелять, как только заметят террористов, вздумавших напасть на дом такого человека, гребаного столпа общества, покровителя, мать его, искусств.

Стрелок Феликс вдруг уселся, допил свой водянистый напиток и протянул руку со стаканом. Кот взял и пошел наливать по новой.