Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы с ума сошли, – сказал настоятель. – В храме нельзя проливать кровь, это святотатство. Надеюсь, они поверили мне, что вас здесь нет.
Появился взволнованный Рамдин и сказал:
– Святой отец, они окружают храм, со всех сторон, и у них оружие, что происходит?
– Мы угодили в западню, – в сердцах сказал Егор, – он же сам рассказал, где искать Ладу. И знал, что рано или поздно мы здесь появимся. Надо было сообразить.
– Я пойду, к воротам, – сказал настоятель и ушел.
– Есть здесь другой выход? – спросил Али у мужа Риты.
– Есть, но его уже караулят двое людей.
– Это ничего, с двумя мы справимся.
– Здесь убивать нельзя, – возразил Али.
– Убивать нельзя, – согласился Егор, – и как же нам отсюда выползти?
– Это хорошая мысль, – одобрил Рамдин. – Я могу бросить там парочку змей, они испугаются и убегут. А вы следом выйдете.
– Нет, это не годится. А если змеи нас ужалят в темноте, – возразил Егор, – и вообще, откуда ты возьмешь змей. Их еще поймать надо.
– У меня есть. Я раньше заклинателем змей работал, а сейчас я их использую против мышей в храме.
– Еще есть предложение? – спросил Али.
– Я могу вывести тигра в эту калитку погулять, – предложил Рамдин.
– У вас еще и тигр есть?
– Конечно, маленький правда, шестимесячный, но рычит, как большой, ночью они разницы не увидят. Нам его недавно охотники подарили. Ну что за храм без тигра.
– Час от часу не легче, – заметил Егор, – ты шутишь, наверное?
– Нет, не шучу, мы его скоро отдадим. Его нам на время оставили. Но он уже ко мне привязался. Не знаю, как мы расставаться будем.
– Веди своего тигра, – сказал Али.
Рамдин ушел и вернулся, ведя на поводке тигренка, очень красивого. Увидев новых людей, тигренок, показал желтые клыки и раскатисто зарычал. От этого младенческого рыка наши герои похолодели.
– Идите за мной, – сказал Рамдин.
Двое слуг Пракаша, стоявшие в оцеплении у задней калитки храма, замерли от страха, когда появился тигр. Зверь зарычал, и это было полноценное рычание, не тот приветственный рык, которым он встретил Егорку и Али. Слуги пустились наутек. В следующий миг путь был свободен. Рамдин сказал:
– Отсюда идите прямо, не сворачивая никуда, и выйдете на тропу.
– Извинись за нас перед ламой, – сказал Али, – за то, что уходим, не простившись с ним, и жену свою поблагодари.
– Это мы вас благодарим, ваша сестра упросила Раму подарить нам дитя. Десять лет жена не беременела.
– Видишь, а ты не ценишь свою сестру, – сказал Али.
После этого друзья скрылись в густой лесной чаще.
След Лады потерялся. Последнее место, где ее видели, был храм Джунглей, из которого им едва удалось унести ноги. Оставаться в провинции Лахор было опасно, так как Пракаш не прекращал охоту на них. Поскольку убивать бывшего родственника Егор не хотел, то они перебрались в Раваллинди. Там в караван-сарае они встретили паломников, направляющихся в Роза Бал к гробнице местного святого в Кашмире. Али вспомнил свой незаконченный хадж и предложил присоединиться к паломникам. Так они оказались в Шринагаре. В город прибыли час назад. Оставили вещи в караван сарае, а сами пошли прогуляться. Дорога привела их к водному каналу.
– Нравится мне этот город, – сказал Егор, обозревая окрестности, – честное слово, ни один город так не нравился. Как ты говоришь, он называется?
– Шринагар. А как же город Баку? Ты про него то же самое говорил, – поинтересовался Али.
– Не сыпь мне соль на рану. Баку это Баку. Его нельзя ни с чем сравнивать. У меня там дом, и я туда когда-нибудь вернусь. Но этот город мне понравился, смотри здесь и горы, и река.
– А мне здесь все напоминает Ленкорань, – сказал Али.
– А я вижу, что тебя тот город не на шутку зацепил. Кстати у тебя там намечалась хорошая партия?
– Кого ты имеешь в виду?
– Ханшу. Она ведь овдовела. Мне кажется, что ты ей нравился.
– С чего ты взял?
– У меня такое чувство, интуиция меня редко обманывает.
– Вообще-то, когда я уходил, она помахала мне из окна.
– Ну вот, видишь, значит, я прав, ждет поди, все глаза проглядела. И дом у нее красивый, – дворец чай, не, что-нибудь! А может, вернемся?
– А монголы?
– Ах да, проклятые монголы. Так все хорошо складывалось. Второй раз из-за них с места срываемся. Я, конечно, погорячился там.
– Это ты второй, а я в третий. Однако, ты, друг мой, стал многословен. Не замечал этого раньше за тобой.
– Я почти год провел в хорезмийском войске, и все это время молчал, ибо поговорить там было не с кем. А потом еще жил на острове, когда вы все уехали. Там собеседниками моими были чайки да бакланы.
– А пираты, а Хасан?
– Они все время были на работе, грабили, то есть. С тех пор я жажду общения. Когда я был маленьким, отец уходил в лес на охоту, его порой неделю не бывало. А как зверя добудет, вернется, так говорит без умолку. Наверное, боялся, что язык забудет. А ты знаешь, что эта гора, что высится над городом, называется трон Соломона. Так сказал караван-баши. Говорят, что на ее вершине стоит древний храм, возведенный до рождества Христова. Так, что мы будем делать?
– Ты имеешь в виду Ладу? – спросил Али.
– Нет, я имею в виду нас в данный отрезок времени. А ты знаешь о том, что мир состоит из трех дней. Вчера – которое прошло, от которого ты не получаешь ничего; завтра – про которое ты ничего не знаешь, достигнешь ты его или нет; и сегодня – в котором ты пребываешь. И этим днем надо пользоваться.
– Хорошо сказано, – одобрительно произнес Али, – ты уже изрекаешь постулаты.
– Вообще-то это не я. Это сказал Юз Асаф, мусульманский пророк.
– Не знал, что круг твоих интересов столь широк, что захватывает Кашмир.
– Мне это рассказал один из паломников. Кстати, нам тоже не мешает навестить эту могилку.
– Я не люблю навещать могилы. Но ты ушел от вопроса.
– Я не ушел, я отвлекся. Я предлагаю заняться в этом городе каким-нибудь прибыльным делом. Деньги у нас есть, купим товары, продадим, опять купим, опять продадим. Капитал у нас есть, но он не пополняется. А это неправильно. Первое купеческое правило гласит – капитал неприкосновенен, тратить можно только проценты. Пещеру завалило окончательно. Надо нам подумать о завтрашнем дне.
– Ты только что говорил о том, что не надо думать о завтрашнем дне.
– Я цитировал слова святого человека, Юз Асафа. А я не святой, к сожалению. И мне приходится думать о хлебе насущном.