запустив пальцы в его волосы. Я скрестил руки на груди и уставился на него. По одному моему взгляду он понял, что я сделаю, если он тут же не отпустит девушку. Мою девушку.

– Убирайся, – прорычал я.

Ева с испуганным криком оторвалась от Дориана, который становился все бледнее, и обернулась.

– Немедленно, – рявкнул я, и Ева с удивлением уставилась на меня, будто совершенно забыла, что я здесь и слежу за ее безопасностью. Мои мышцы напряглись, и я с трудом удерживался от того, чтобы не перерубить половину леса в щепки.

– Что… – начал Дориан.

– …ты здесь делаешь? – перебила его Ева.

– Оберегаю тебя от глупостей и провожаю в твою комнату, – прорычал я.

– Большое спасибо, но я и сама справлюсь!

– Ты едва стоишь на ногах, – возразил я. – Зачем ты так напилась?

– Сколько захотела, столько и выпила, засранец, – буркнула она.

Мы сердито уставились друг на друга. Дориан снова пошатнулся.

– Кладбищенский дух, – прорычал он, закатил глаза и повалился на землю.

Мы испуганно посмотрели на него.

– Он мертв? – спросила Ева.

– Да просто в отключке, – сказал я, когда Дориан издал громкий храп. – Пойдем, – пробормотал я, взял Еву за руку и попытался потянуть ее за собой, но она, качая головой, уперлась ногами в землю.

Вдруг потеряла равновесие и врезалась в меня. Я осторожно поймал ее, надеясь, что она не почувствует, как бешено стучит мое серде. Как горит моя кожа. Как все внутри меня клокочет от ярости.

– Мы же не можем его здесь оставить валяться! – заявила она.

– Можем, – возразил я.

– Здесь дикие звери!

– Кролики?

– Его может вырвать, и он задохнется, – бросила она и, высвободившись из моих рук, бросилась к Уэствингу.

Когда она нежно убрала волосы с его лица, я чуть не психанул.

– Не трогай. Я его понесу.

Я быстро опустился на колени рядом с Дорианом и потрепал его по плечу. Он что-то промямлил, но в себя не пришел.

Ева выпрямилась и, сощурив глаза, уставилась на меня.

– В чем твоя проблема?

– Нет у меня никаких проблем, – ответил я.

– Ну и замечательно! – рявкнула она на меня.

– Вот именно! – закричал я в ответ.

– Просто великолепно!

Она вскинула руки в воздух, резко развернулась и тут же врезалась в дерево.

– Ай!

– Ты в порядке? – спросил я.

В ответ Ева показала мне средний палец и пустилась в путь. Я вздохнул, закинул Дориана себе на плечо и поспешил следом. Учитывая ее состояние, передвигалась Ева довольно быстро, а это могло означать, что либо действие алкоголя ослабло, либо она была не так сильно пьяна, как мне показалось. С каждым шагом я чувствовал все более жгучий стыд, поэтому, когда Дориан застонал и через мгновение его вырвало, я стойко принял удар судьбы. Я это заслужил. Но не выругаться все же не мог. Ева повернулась и скривила лицо.

– Что? Фу-у!

– Отнесу этого идиота в комнату, – пробормотал я и направился к общежитию. – Пошли.

Дверь была открыта. Так что мы просто скользнули внутрь. Когда мы проходили мимо первого этажа, Ева на мгновение остановилась и содрогнулась. Только я собрался спросить, что случилось, как она двинулась дальше по лестнице. В сердце неприятно кольнуло, когда Ева распахнула дверь в комнату Уэствинга и прислонилась к косяку. Откуда она знает, где он спит? Сделав над собой усилие, я промолчал и не спросил. Уэствинг застонал, когда я опустил его на кровать. Я стащил с него ботинки и перевернул его на бок.

– Довольна? – прошептал я, поворачиваясь к Еве.

Она посмотрела на меня.

– Тебя надо срочно помыть, – сказала она, морща нос.

– Сначала надо отвести тебя домой… Ева! Вернись! Куда ты? – прошипел я.

Ева, не говоря ни слова, оттолкнулась от дверного косяка и исчезла в коридоре. Вздохнув, я последовал за ней. К моему удивлению, она направилась в душевую, включила воду в одной из кабинок, жестом подзывая меня.

– Дай сюда футболку. Я застираю.

– Я сам.

– Нет, я. Давай сюда.

Я правда хотел отказаться, но, увидев выражение ее лица, решил не спорить и, стянув через голову футболку, бросил ей. Ева поймала ее на удивление ловко и сразу подошла к раковине и включила воду.

– Ну… Я тогда пока в душ… – сказал я.

Как будто делал это ей назло.

– Давай, – сказала она не без вызова, окуная футболку в воду.

– Как скажешь, – пробормотал я и разделся: стащил ботинки, сбросил штаны и снял трусы.

В зеркале я увидел, как Ева сглотнула и быстро отвела взгляд. С колотящимся сердцем я встал под струю теплой воды. Я глубоко вздохнул и запрокинул голову, наслаждаясь льющейся на меня и стекающей с моих волос водой. Черт, я устал как собака.

– Ты выглядишь усталым.

Я поднял глаза. Ева стояла, прислонившись к краю кабинки и скрестив руки на груди. Она смотрела мне прямо в лицо. Легкий румянец играл на ее щеках. Я заставил себя не шевелиться. Журчание воды заполняло повисшую между нами тишину.

– Я мало спал, – наконец пробормотал я.

Ева прикусила губу, и ее взгляд скользнул вниз – на мою грудь. Я застыл, не смея пошевелить ни одним мускулом. Я не сводил с нее глаз. Она сделала шаг ко мне, и, несмотря на льющуюся воду, от которой в момент намокла ее футболка, подходила все ближе и ближе. Остановилась совсем близко, подняла одну руку и нежно провела по моим рукам. Кончики пальцев пробежались по моим бицепсам, потом по груди, спускаясь все ниже и ниже, и остановились на уровне моего пупка.

Я с трудом дышал.

– Если ты хочешь, чтобы наше сотрудничество продолжалось, – тихо сказала она, – тебе придется терпеть, когда я целую кого-то другого. Твоя ревность, или что ты там продемонстрировал в лесу, неуместна.

– Я не ревную, – соврал я.

– А что же тогда?

– Злюсь?

– На что именно? Ты ясно дал мне понять, что между нами ничего не может быть, так что не лезь в мою жизнь. Или стань ее частью. Решать тебе, только не надо строить из себя мачо. – Она ткнула меня указательным пальцем в грудь.

Прямо туда, где набухал комок растерянности и разочарования.

– Издеваешься? – рявкнул я. – Я не могу быть частью твоей жизни, Ева. Решать мне нечего. Я выполняю свою работу, и она заключается в том, чтобы заботиться о твоей безопасности.

– Ах, так? Опять ты заговорил про работу. В таком случае позволь мне кое-что тебе разъяснить: твоя работа заключается в том, чтобы я не лишилась конечностей и чтобы мне голову не отрезали. А язык я буду засовывать в рот тому, кому