***

— Мне так жаль, — пробормотала я, подходя к Тилвасу. — Мне так жаль…

Артефактор покачал головой.

— Мне тоже, — тихо сказал он. — Хотя я почти не знал его.

И в этот момент откуда-то из другой части здания послышался крик Галасы Дарети.

Мы бросились обратно сквозь библиотеку еще до того, как он прекратился. Мне почудилось, что мир двоится: у каждой книги и каждой полки дрожала ее призрачная копия. Со всех сторон слышался тяжелый раскатистый звон колоколов. Они звучали как убийцы, как штормовая волна, поглощающая ветхую рыбацкую деревню. Пол вибрировал, вибрировали стены. Витражи в стеклах дребезжали, пока мы мчались по главному холлу. Я взвизгнула, когда почувствовала, что что-то невидимое подхватывает меня и отрывает от пола.

— Тилвас!

Он, убежавший далеко вперед, обернулся. Его глаза полыхнули оранжевым.

— Отпусти ее, gherkin! — прошипел Тилвас, медленно идя обратно, и на стене у него за спиной на мгновение возникла тень ощерившегося, выгнувшего спину лиса.

Неведомая сила бахнула меня об пол. Мне почудился скулеж.

— Что происходит?! — закричала я, поднимаясь.

Звон колоколов отдавался у меня в самом сердце.

— Духи! Вокруг нас — сотни духов! Что-то разбудило их! — Тилвас схватил меня за руку и потащил за собой, то и дело клацая зубами по сторонами.

— Реххи?..

— Не только.

Я не стала уточнять.

Под несмолкающий гул, под ледяными потоками воздуха, чувствуя, как со всех сторон ко мне тянется костлявыми пальцами неведомое, я вслед за Тилвасом влетела в Западный корпус Ордена.

Галаса снова закричала.

Мы оказались в круглой комнате, в чьих стенах было огромное количество ящичков с пронумерованными табличками. Картотека. Один из ящиков был вынут и лежал на столе в центре помещения. Возле него стояла Галаса Дарети, сжимая в руках карточку.

А Мокки застыл поодаль, возле картины, только что снятой со стены. За которой был сейф — классический. Бакоа одной рукой держался за замок, а другую тянул к Галасе с выражением: «Ну эй, ну что там у тебя?».

Оба не шевелились. Не могли пошевелиться — их окутывали странные серые петли, сжавшие Мокки и Галасу на манер призрачного питона, такого огромного, что заполнил собой всю комнату. Но рот Галасы был открыт — и она, явно из последних сил, — смогла закричать третий раз.

Призрачный «питон» шевельнулся, еще немного сильнее сжимая жертв. Я ахнула: мне почудился треск ребер Бакоа. На самом деле я не могла бы его услышать: колокола звонили так, что у меня из ушей шла кровь.

— Твою мать! — с чувством проорал Талвани, ударяя кулаком о косяк двери, в которой мы замерли.

— Что? Что все это значит? — я ни гурха не понимала.

— Они разбудили какую-то охранную систему, — выдохнул артефактор. — Я не знаю, что именно. Но сейчас весь Орден набит темными сущностями и неявленными призраками, а того, что держит ребят в неподвижности, я вообще никогда не встречал. Ни в одном трактате. Я не знаю, что это, Джерри. Я не знаю, как им помочь.

Я скорее догадывалась, что говорит Тилвас, глядя на его артикуляцию, чем действительно слышала его.

Острый кончик призрачного змеиного хвоста как будто погладил неподвижного Мокки по животу, и в этой потусторонней ласки было слишком много угрозы... Потом хвост подцепил цепочку со знаменитой бритвой Бакоа, и, сдернув ее с шеи вора, стал поигрывать ей тут и там перед лицом взломщика.

— Неужели проблема в том, что Мокки полез к сейфу?! — крикнула я, еще раз оценивая обстановку в комнате.

— Вполне вероятно! — зло рявкнул Талвани.

— У тебя есть какой-нибудь полезный артефакт на этот случай?

— Нет!

— Тогда… а мы не можем просто… унести их отсюда?

— Сомневаюсь! Джерри! Дай мне подумать!

— Пока ты будешь думать, Тилвас, мать твою, Хлогорун Талвани, это хрень перемолет их в муку!

— Ты сказала «Талвани»?

Голос, ответивший мне, определенно не принадлежал Тилвасу.

Я вздрогнула и обернулась. Одновременно с этим призрачные колокола затихли, умолкли так резко, будто кто-то обрезал им языки. Вдруг стало гораздо легче дышать: если мгновение назад Орден был набит невидимыми тварями, то сейчас он вновь оказался пуст… Только серые контуры «питона» продолжали сжиматься вокруг наших безмолвных друзей.

Тилвас предостерегающе схватил меня за запястье и завел себе за спину.

Перед нами посреди коридора висел призрак.

Нормальный призрак, из «проявившихся». Из тех, что иногда селятся на заброшенных мансардах или донимают своим назойливым присутствием паломников. Чьи искры слабо мерцают в груди, боясь перейти Черту, удерживаясь по Эту Сторону силой воли, незаконченным делом, банальным страхом…

Явившийся нам призрак выглядел как пожилой мужчина, одетый в стиле позднего средневековья. Он был тусклого серебристо-жемчужного оттенка, черты лица плохо читаемы, но при жизни он безусловно мог похвастаться холодной аристократической красотой.

— Назовитесь, — велел призрак, завладев нашим вниманием.

— Вы первый, — резко ответил Тилвас.

Как ни странно, тот послушался.

— Все зовут меня просто Страж. Я просыпаюсь, когда в Орден ступает нога чужака, и жду, пока чужак не уйдет. Обычно мое вмешательство не требуется. Но эти двое, — призрак кивнул на Мокки и Галасу. — Эти двое вслух назвали имя, чьего обладателя и чьих последователей я с трудом смог изгнать из своих владений в прошлом году. Я решил, что вы — его посланники. Я пробудил Прилив.

— Вот как? — вежливо отозвался Талвани.

Судя по смягчившейся линии плеч, артефактор пришел к тому же выводу, что и я: Страж не зол. Произошла некая ошибка. Возможно даже, Страж — на нашей стороне.

— Назовитесь, — повторил призрак, подплывая чуть ближе.

— Джеремия Барк, — сказала я.

Удобно, когда тебе нечего скрывать, кроме настоящего имени, прошлого, предпочтений, мечтаний и вкусов.

— Тилвас Хлогорун Талвани, что вы, в принципе, уже слышали, — протянул Тилвас, внимательно оглядывая призрака с ног до головы.

— Да, — подтвердил тот. — Вы из настоящих Талвани? Из основателей Ордена?

— Сэр Айтеш говорил, что да.

— Похож… А преемника сэра Айтеша вы знаете? Нового главу Ордена? — призрак сощурился и подался вперед, и вновь мне почудилось в нем что-то знакомое.

— Нет, — покачал головой Тилвас. — Но мы будем рады, если вы скажете нам его имя. Хотя я, увидев это запустение, решил, что Орден распущен.

— Лучше бы он был распущен, — сказал призрак. — Новый глава уничтожил мое детище. Уничтожил все принципы. Забрал артефакты. Стер память одним служащим. Других убил. Он пытает рёххов. Он уничтожает нашу землю. Он — искаженный, больной, искореженный ребенок, выросший в злого взрослого, играющего властью, стремящегося к боли оттого, что ничего, кроме боли, сам никогда не знал… Он хотел рёхха. ОЧЕНЬ хотел рёхха внутри. Капризный, злой ребенок, обличенный властью. Сэр Айтеш испугался его и согласился на сделку, выбрал ему пурлушэма, отправил заклинателя. Но вместо пурлушэма внутри оказался другой, такой же охочий до греха. Сэр Айтеш понял, что его обманывают, что это не пурлушэм. Тогда он убил сэра Айтеша… Он встал во главе Ордена. Две ненасытных души в одном человеке: человеческая и рёххова. Он думал, что хочет пыток. Крови. Мести своим врагам. Он стал использовать свою силу для зла. Он думает так до сих пор. Он находит рёххов, которые когда-то преступили ему путь, и вселяет их в людей, и пытает, чего никогда не смог бы сделать с реххами в их изначальном состоянии… Он думает, что наслаждается их болью. Иссыханием. Но на самом деле ему не становится лучше, ведь внутри он хочет другого… Откуда растет порок? Из боли. Всегда. Всегда из боли. Он слишком порочен. Он продолжает докладывать в Сенат, будто бы все идет по плану, но на самом деле мой Орден мертв. Мертв уже два года. Я закрыл местные стены от него, от малейшего упоминания его имени. Ваши друзья в ловушке, потому что произнесли его имя вслух. Грязное, смертное, мертвое имя… Найдите способ остановить его. Melle ef mortze qam verecundza. Прощайте. У вас есть десять минут до того. I fiera succenoff domas meas. Mortze friggides, callef tibo erioff.