На протяжении одиннадцати часов он писал короткие репортажи о встрече, которые сразу же пересылались по телетайпу не только в «Трибюн», но и в «Нью-Йорк таймс». Когда он закончил работу, оказалось, что остался всего один рейс, на котором он успевал прибыть на торжество.

Казалось, сама судьба воспротивилась его стремлению присутствовать на свадьбе брата. Сначала опоздал поезд, который должен был доставить его в аэропорт Орли. В аэропорту он оказался зажатым в огромной толпе и с трудом пробился к длинной очереди, вытянувшейся у регистрационной стойки. Когда наконец подошла его очередь, оказалось, что в толчее у него очистили карманы. У него не было ни билета, ни паспорта, ни денег. Он умолял клерка продать ему билет под гарантию платежа, надеялся, что служащие аэропорта поймут его положение. Клерк посоветовал ему бежать на летное поле, пока от самолета на Нью-Йорк не убрали трап.

Время от времени Джорджу приходилось надевать ортопедический аппарат на слабую ногу, и как раз сегодня он был на нем. Но все эти шарниры и механизмы просто не давали возможности бежать, разве только быстро идти.

Он был примерно в сотне метров от выхода на поле, когда увидел, что от авиалайнера «Пан-Америкэн» уже отвозят трап.

Достаточно ли громко он выкрикнул, чтобы его услышали, или только для того, чтобы убедить себя, что пытался докричаться?

В конце концов, это уже не имело значения. Он опоздал. Он оставил себе один-единственный шанс успеть на свадьбу брата и упустил его.

Слава богу!

* * *

Джордж со страстью окунулся в работу. Вся его жизнь проходила в погоне за самыми важными событиями, из-под его пера одна за другой выходили статьи на самые разные темы: открытие нового музея, визиты глав государств, вооруженные мятежи.

Много сил у него ушло, чтобы получить согласие на интервью Джонаса Солка, исследователя и вирусолога. Они сидели в отеле «Принс де Голль», и ученый рассказывал ему о разработке живой вакцины против полиомиелита.

Он не сказал Солку, что сам болел полиомиелитом, но в конце беседы, когда они перед камерой обменивались рукопожатиями, доктор Солк повернул его руку ладонью вверх.

Он увидел на ней типичный признак этой болезни, настолько слабый, что его мог заметить только специалист. На здоровой руке мускул у основания большого пальца обычно большой и сильный. У Джорджа он был едва обозначен. Док Солк только спросил:

— Когда?

— Летом 1944-го, — ответил Джордж.

К его удивлению, он живо вспомнил свое тогдашнее состояние — ужас, ярость и горечь от сознания, что он подцепил болезнь, от которой полностью никогда не оправится.

— Мне очень жаль, — сказал доктор Солк.

Джордж вспомнил палату номер восемь в больнице, куда его поместили, чтобы спасти ему жизнь. Ясно, словно это было только вчера, услышал крики и плач детей, привезенных после операции, отчаянные рыдания родителей, которым сообщили, что ночью их ребенок умер. И постоянный, преследующий его, как кошмар, ритмичный шум аппарата «железные легкие».

— Мне еще повезло, — возразил он.

* * *

В декабре Джордж получил очередное письмо от матери, на бумаге с ее инициалами. Они редко перезванивались из-за плохой связи, поэтому он всегда с нетерпением ждал писем родителей. Чарльз не давал о себе знать, и Джордж понял, что он держит свою клятву простить брата только после того, как тот извинится.

Хотя он был профессиональным журналистом, сам он редко писал письма, не желая рассказывать о себе. В день свадьбы Чарльза он послал ему телеграмму: «Опоздал на свой рейс. На церемонию не успею. Поздравляю».

Это был их последний контакт.

Джордж удивительно легко переносил отсутствие родственной связи с братом, как, видимо, и Чарльз. О жизни Чарльза ему сообщала мать в своих еженедельных письмах. Впрочем, она мало что могла рассказать о младшем сыне, кроме того, что он здоров и собирается учиться на юриста.

Чарльз — и вдруг юрист, адвокат!

Интересно, на какой стороне в судебном процессе он будет выступать. Он мог бы подать на брата иск за разрыв… чего? Братских отношений?

И вдруг в декабре пришла неожиданная новость. У Чарльза родился сын, которого назвали Филипп Энгус Беллами, в честь обоих дедов.

Поначалу Джорджу стало просто любопытно, он не испытал ни малейшей зависти, поскольку не любил грудных детей, которые своим постоянным плачем не дают покоя родителям.

Затем, когда он сидел в своем любимом открытом кафе на Монмартре, пил холодный крепкий аперитив и читал «Ле Монд», его вдруг с запозданием осенило. Он барабанил пальцами по гладкой поверхности столика и соображал.

Чарльз и Джейн поженились в августе.

Их сын родился в декабре.

Он машинально постукивал по столешнице. Август, сентябрь, октябрь, ноябрь… Декабрь. Пять месяцев? Не рановато ли? Пожалуй, если ты не коза. Август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь… Иногда дети рождаются раньше времени, но не на четыре же месяца! Это было просто невозможно. Тем более что, по словам матери, Филипп был здоровым мальчиком весом восемь фунтов.

Конечно, было не очень прилично подсчитывать, но Джордж это сделал. Он заглянул в письмо матери и уточнил дату рождения ребенка. Открыл маленький календарь, подаренный ему на окончание школы, достал карандаш.

Отсчитал девять месяцев назад от дня рождения ребенка.

Грифель карандаша сломался, когда уперся в один из дней в конце марта. Джордж всеми силами старался отвернуться от правды, но она смотрела ему прямо в лицо.

Это был тот день, точнее, ночь, когда он был с Джейн. И через девять месяцев после той ночи у нее родился ребенок.

Джордж едва не сошел с ума. Он страшно напился и ворвался в квартиру Жаклин Дюпон на авеню Фош, где она жила со своими богатыми молодыми подругами. Он так бешено занимался с ней любовью, что поразил и восхитил ее, о чем она ему и сказала.

— Я рад, что тебе понравилось, — сказал он. — Давай поженимся.

Она засмеялась и… шокировала его неведомой прежде лаской.

— Я думала, ты никогда этого не предложишь.

В канун Нового года они сбежали в Монте-Карло на частном самолете, любезно предоставленным им семьей Дюпон. Джеки по природе была авантюристкой и находила побег самым увлекательным приключением.

В сияющей роскошью Французской Ривьере они нашли гражданского судью, который с радостью принял от них солидную сумму и сочетал их браком. Они не стали устраивать пышную свадьбу. А просто быстро подписали документы и в отеле «Вилла Мондеаль» заказали в номер ужин, стоивший целое состояние, — шампанское, устрицы, икра, шоколад с узором из золотых листьев.

Хотя семья Джорджа была достаточно обеспеченной, но деньги Джеки позволяли им вести совершенно беззаботную и праздную жизнь. Джордж вполне мог бросить работу в газете, но не захотел с ней расставаться и трудился еще усерднее, чем прежде.