— О! конечно, успею.

— Как мучительна эта цивилизация, Нелли! В Пиласт-рах мы никогда, бывало, не переодевались к обеду, надо сказать, у нас были совсем другие обычаи, чем у важных господ в здешних краях.

— Ричард, Ричард! — воскликнула Элинор нетерпеливо.

— Правда, правда, мистрис Монктон, вам надо скорее услышать мои уиндзорские приключения. Ненавижу я этого Ланцелота Дэррелля, потому что считаю его пустым, себялюбивым, бессердечным фатом, а если бы я не так думал, то ни за что не взял бы на себя той обязанности, которую сегодня исполнял.

— Несколько часов кряду, Элинор, я разыгрывал роль шпиона. У Герцога Отрантского всегда было под рукою множество людей удобоприменимых для такого рода дел: художники, актеры, актрисы, аббаты, женщины — словом, люди, которых вы наименее могли бы подозревать шпионами, во Франции это гораздо легче, но по эту сторону канала, люди совсем не так способны для такого ремесла.

— Ричард! Ричард!..

Молодая женщина потеряла всякое терпение. Она не спускала глаз со стрелок небольших часов, стоявших на камине, пламя то ярко разгоралось и освещало часы, то опять потухало и оставляло их в темноте.

— Вот я и приступаю к моей истории, Нелль, только не теряйте терпения, — сказал Ричард, опять называя ее нежным, дружеским именем, и начиная покоряться неизбежной судьбе, разрушившей его самые задушевные надежды, — будьте же терпеливы, моя голубушка, и не мешайте мне рассказывать эту историю на мой лад. Сегодня рано утром я уехал отсюда в кабриолете вашего мужа. Поехал я в Уиндзор с намерением осмотреть город и замок и если можно приобрести кой-какую пользу для своего дела, ну вы понимаете: все эти башни, башенки, замок, потаенные переходы очень интересны для меня. Вы помните, какое у нас было утро мрачное, неприятное, но дождя не было до двенадцати часов. Когда я приехал в Уиндзор было четверть первого, начинался дождь пополам со снегом, да так прямо в лицо хлещет и точно иголками колет. Я остановился у гостиницы на улице, перпендикулярно идущей от замка, который, как посмотришь на него оттуда, — точно сейчас хочет повалиться и уничтожить полгорода. Я вышел из кабриолета, чтобы порасспросить у хозяина: как бы мне достать позволение осмотреть королевский дворец. Разумеется, мне объяснили, что таковое позволение невозможно получить в этот день. Парадные комнаты можно было вчера осматривать, да и в конце будущей недели тоже можно, но нельзя только тогда, когда имеешь желание осмотреть. Намекнул было я, что мое главное желание было видеть потайные переходы, башенки на замке, рвы и подвижные панелины, но ни хозяин, ни половой, по-видимому, не понимали меня и мне оставалось только с отчаянием усесться у окна таверны в ожидании, когда дождь пройдет и можно будет прогуляться по дворцовой террасе для изучения эффектов зимы в парке…

— Но что же тут Ланцелот Дэррелль? Где вы встретились с ним?

— А вот сейчас и до него речь дойдет. Перпендикулярная улица не совсем многолюдна в подобные тоскливые февральские дни, так что, за неимением прохожих, мне пришлось глазеть на противоположные дома. Как раз напротив гостиницы стоит дом выше и лучше других и совсем в другом роде, красный каменный дом — памятник древних времен, но украшенный в новейшем вкусе зеркальными стеклами и зелеными решетками. Блестящая медная доска украшала дверь, а на этой доске, сиявшей и блиставшей, несмотря на дождь, я прочел имя мистера Генри Лауфорда, нотариуса.

— Того нотариуса, который писал духовное завещание для Мориса де-Креспиньи?

— Именно. С одной стороны у двери был колокольчик для гостей, а с другой стороны — для деловых посетителей конторы. Пяти минут не прошло с тех пор, как я рассматривал дом, вдруг увидел я молодого человека с щегольским шелковым зонтиком в борьбе с ветром, звонящего у этой двери…

— Это был Ланцелот Дэррелль? — воскликнула Элинор.

— Это был он. Мальчик отворил дверь, мистер Дэррелль задал несколько вопросов. Не знаю, какой ответ он получил, только дверь затворилась, и он удалился, но так медленно, что я невольно подумал, что он недалеко уйдет, а скоро вернется. Вообще никому не весело гулять, когда сильный холодный дождь так и хлещет вам в глаза, ветер и снег режет вам лицо. «Он возвратится назад», — думал я, — и, приказав подать бутылку эля, ожидал в терпении.

— И он возвратился?

— Вы отгадали, он ушел в половине первого, но минут через десять или около этого, до его возвращения, я увидел маленького старика в изношенном платье, отворявшего ключом небольшую боковую зеленую дверь, над которою была надпись: «контора клерков». Как взглянул я на этого старика, так сейчас и догадался, что это должен быть сам клерк. Вот видите ли у всех клерков есть какой-то особенный вид, по которому сейчас можно узнать, что это клерк, а не кто другой, даже когда он не тащит с собою синего мешка. Ну, так вот и у этого старика был точно такой вид. Через десять минут после этого вернулся и Ланцелот Дэррелль. На этот раз он только постучал ручкою своего зонтика в зеленую дверь — и опять отворил ему мальчик, который тотчас же и вызвал к нему старого клерка. Мистер Дэррелль постоял на крыльце со стариком минут десять и толковали они что-то по секрету, после чего наш приятель-художник опять ушел, но на этот раз он медленно разгуливал по дождю, как будто ему надо было подождать некоторое время и он не знал куда ему деваться на ту пору… Я думаю, Нелли, что у аматеров обличительного искусства голова всегда наполняется разными подозрительными умозрениями. Как бы там ни было, но мне невольно пришла в голову мысль, что тут что-нибудь не совсем ладно и что Ланцелот Дэррелль не даром повторяет свои визиты в красный каменный дом напротив меня. Во-первых, какое может быть у него дело до юристов, а во-вторых, если у него в самом деле есть дела, так зачем он прямо не спрашивает самого хозяина? А хозяин был дома, потому что я сам видел сквозь проволочную решетку зеркального окна, как голова его поднималась над конторкой, когда он покрикивал на своих клерков. Тут было что-то таинственное, а так как я давно уже томился наблюдением за Дэрреллем, ничего не находя в нем особенного, то и решился еще раз попытать счастья и во что бы то ни стало, добиться сегодня же цели… «Он непременно вернется, — думал я, — или я очень ошибаюсь». Вышло, что я очень ошибался, потому что мистер Дэррелль не вернулся, но минут пять спустя после того, как пробил час, зеленая дверь отворилась, вышел старший клерк, только на этот раз без синего мешка, и торопливыми шагами пошел по тому же направлению, как и Ланцелот Дэррелль… Я надел шляпу и вышел на улицу. Клерк порядочно ушел вперед, однако я старался не терять его из вида и, следуя по его стопам, повернул за угол на улицу, ведущую к башенкам замка. Некоторое время шел он по этой улице и вдруг повернул в одну из лучших гостиниц.

— Ага! приятель, — подумал я, — ведь нечасто приходится тебе пировать в такой гостинице. Это, как я полагаю, расход выше твоих возможностей… Я тоже отправился в гостиницу и прямо в общую залу… Мистер Дэррелль сидел с маленьким клерком в изношенном костюме, за особенным столиком и попивал херес с сельтерскою водою. Очень серьезно и очень тихо художник что-то толковал своему собеседнику. Нетрудно было догадаться, что он старался уговорить изношенного клерка сделать какое-то дело, против которого возмущалось чувство клеркова благоразумия. Оба они взглянули, когда я вошел в общую залу, где они до того времени были только вдвоем. Ланцелот Дэррелль, узнав меня, раскраснелся как рак. Видно было, что он совсем не желал, чтобы кто-нибудь видел его в обществе лауфордовского клерка.