Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другим вариантом вознаграждения может быть укрепление самооценки[24]. Так, в рамках контент-анализа доступных онлайн и офлайн биографий игроков мы обнаружили историю сингапурской домохозяйки, которая призналась, что из-за скучной домашней рутины ей не хватало социального общения. Однако когда она принимала участие в азартных играх, «ее самооценка резко росла, потому что она считала себя умелым и везучим игроком, [из-за этого] увеличивала ставки и играла все чаще». Азартные игры помогали ей чувствовать больше уверенности в себе, поэтому она старалась играть чаще и ставила больше денег. Таким образом, игромания может вырасти из стремления к эмоциональному удовлетворению.
Крейг, один из наших респондентов, рассказывает подобную историю. Его родители проводили много времени на скачках, и в семилетием возрасте Крейг уже был знаком с азартными играми. Он делится своими положительными воспоминаниями: «Мне было семь лет. Я сделал ставку и выиграл. Мама сказала мне выбрать лошадь, я выбрал, и она пришла первой. Ого, я самый везучий человек в мире! Вся семья была просто в восторге!» И сам факт победы, и реакция его близких еще больше укрепили желание Крейга играть. У него возникло чувство, что за игрой следует вознаграждение – чувство гордости, которое испытывают и он сам, и его семья. Кроме того, Крейг рассказывает, что позднее он испытывал беспокойство, когда ему приходилось выбирать лошадь, потому что он боялся разочаровать родителей. Этот страх еще раз доказывает, насколько мощной может быть связь между игрой и вознаграждением.
Другой участник нашего исследования тоже рассказывает о том, как детский опыт соприкосновения с азартными играми повлиял на его самооценку. Дед назначил его семейным «букмекером»:
Самое запоминающееся – это даже не выигрыш, а то чувство, когда мне было десять лет, и все эти люди приходили ко мне и спрашивали о шансах, о ставках, а потом им нужно было прийти ко мне, пока не закончилось время, когда еще можно делать ставку, и я отвечал за весь этот процесс. Дедушка присматривал, как у меня дела, и спрашивал время от времени: «Ну что, мы в порядке?» Потом он давал мне деньги, а я их раздавал. <…> Мне очень нравилось быть букмекером. Я никуда не должен был ходить, а люди сами бежали ко мне с деньгами. В детстве мне очень нравилось этим заниматься, нравилось, что я как бы пользовался в семье авторитетом. Может быть, это и было лучшее. Мне не столько нравилось выигрывать или проигрывать, сколько знать обо всем, контролировать, как играют все остальные, и чувствовать, что меня уважают.
Этот человек на протяжении длительного времени участвовал в азартных играх, что в значительной степени объясняется ощущением одобрения и уважения, которые он получал от своего деда и других членов семьи. Выступая в роли букмекера, он обретал некую власть над своими братьями, сестрами и другими родственниками. Для многих детей подобное эмоциональное вознаграждение дороже, чем материальный выигрыш, потому что финансовую ответственность за них в любом случае обычно несут родители или опекуны. Если азартные игры, как в данном случае, поощряют самооценку ребенка, то вполне вероятно, что он продолжит играть, чтобы снова и снова получать это вознаграждение.
Другим видом вознаграждения служит социальное одобрение от друзей и сверстников[25]. Так, Джеймс рассказал нам, что в его компании было принято регулярно ходить по вечерам в казино, причем друзья одалживали друг другу деньги. Таким образом они могли проводить за игрой много времени. Один раз Джеймс проиграл пятьдесят долларов почти сразу же, как только пришел в казино, и сказал друзьям, что «готов пойти домой». Но друзья еще не хотели уходить, поэтому они уговорили его остаться и продолжать игру. В результате он проиграл в тот вечер больше ста долларов. Джеймс предпочел проиграть деньги, чем рисковать одобрением своих друзей.
Однако это скорее крайняя ситуация. В большинстве случаев влияние сверстников проявляется не так очевидно. Иногда нет необходимости вслух говорить о том, что азартные игры – это «круто» или «гламурно»: в кругу друзей как бы устанавливается негласное понимание, что участие в играх связано с социальным статусом. Один из участников нашего исследования, которому сейчас приблизительно 65 лет, с теплотой вспоминает о нефинансовых преимуществах, связанных с победой в игре: «Когда я был подростком, можно было выиграть пару баксов и на эти деньги сводить друга или подружку в кафе-мороженое или купить по стакану содовой. И тогда все видели, что ты стоящий парень. Что ты один из наших».
Азартные игры позволяли этому респонденту «покупать» социальный статус и уважение в компании друзей. Сама возможность стать «одним из наших» была достаточно соблазнительна. Этот человек продолжил играть и во взрослом возрасте, стремясь получить одобрение и похвалу от своих друзей.
Подобные истории мы услышали и от других участников: в детстве они играли в азартные игры ради социального взаимодействия с друзьями. Вань, например, начал делать ставки на спортивных соревнованиях, когда ему было тринадцать-четырнадцать лет, «потому что все так делали». Подростку особенно важно чувствовать себя членом группы. Участие в азартных играх может обеспечить ему чувство принадлежности. Как сказал один из респондентов: «Если все ваши друзья чем-то увлекаются, это становится заразным». Под «заразностью» он имеет в виду, что подростки в обязательном порядке перенимают игровое поведение у друзей и сверстников.
Однако не только подростки восприимчивы к влиянию друзей. Взрослые тоже часто сталкиваются с потребностью быть частью группы. Так, одна из участниц исследования столкнулась с подобным влиянием со стороны коллег:
Я работала в одном ресторане, и все тамошние сотрудники были отчаянными игроками. После смены они отправлялись прямо в казино. Я постоянно слышала, как они рассказывают друг другу об игре. Я держалась дольше всех – пару месяцев, наверное. Однажды они позвали меня тоже пойти в казино, и я вообще не собиралась, но решила попробовать, потому что это была вроде как тусовка, общее мероприятие, так
